Цена - [21]

- Я тоже не понимаю, - прибавил Хануш.

- А если речь идет о предложении, - продолжал магистратор, - то думаю, что среди выкупленных должны быть: директор Кужмич, бургомистр Венцель, ну и, вне всяких сомнений, профессор Стасинка.

- Господа, я поддерживаю эти кандидатуры, - объявил Седляк. – Кужмич - обязательно!

- Так что… - пожелал подвести итог диспута Кржижановский.

- И еще обязательно – пан судья Ивицкий! – закричал аптекарь.

Мертель не смог справиться с возмущением:

- Ну вот вам! У нас имеется уже четверо: Кужмич, Венцель, Стасинка, Ивицкий, то есть – без Трыгера и Островского! Черт подери – для этих двоих место должно быть! Люди, да вы разве не понимаете, что…

- Господа, так можно ссориться несколько суток! – притормозил Мертеля редактор Клос. – Давайте решим проблему голосованием, пусть решит большинство собравшихся.

- Правильно! – крикнул начальник почты.

- Действительно, весьма разумное предложение, - присоединился ювелир.

- Я тоже так считаю, - согласился полицейский.

- А почему большинство? – спросил директор кинотеатра.

Мертель повторил вопрос, словно был эхом Кортоня:

- А действительно, почему, простите меня, большинство?

- А потому, что большинство больше меньшинства, - пояснил ему Бартницкий.

- Но это всего лишь с точки зрения математики.

- Даже и демократии, - поправил его Клос. – Любая демократия основана на большинстве.

- А охлократия – нет? – с издевательской усмешкой спросил профессор.

- Я говорю о настоящей демократии!

- Да? И что же вы считаете настоящей демократией?

- Свободный выбор, профессор, свободный выбор.

- Это какой же?

- Такой, который является непринужденной демонстрацией многих людей, мыслящих идентично. То есть, голосующих одинаково.

- Станьчак понимающе покачал головой:

- Ясно! Если большое количество верующих в одно и то же, представляет собой аргумент, тогда очень легко прийти к выводу: все должны жрать дерьмо, ведь миллионы мух ошибаться не могут!

- Вам снова шуточки, пан профессор! – вздохнул Клос. – У вас, действительно, что-то серьезное против демократии?

- Немногое, дорогой мой редакторишка. Лишь то, что при демократии голоса людей образованных, людей разумных и честных учитываются точно так же, как и голоса неграмотных, бандитов и проституток. А поскольку в каждом государстве всегда больше дураков, разбойников и женщин легкого поведения, чем людей разумных и праведных – тогда следует признать, что демократия не является безошибочной, если смотреть на нее со стороны выборных урн.

Большие настенные часы пробили очередной час, заглушая очередное вмешательство адвоката Кржижановского:

- Пан профессор, ваши спекуляции, софизмы и остроумные словечки просто восхитительны, но мне кажется, что в нашей ситуации они только пустая потеря времени. У нас нет времени на подобную словесную эквилибристику, когда решается вопрос о человеческих жизнях. Я за предложение пана редактора – пускай решает большинство.

- Правильно, господа, правильно! – оживился старший сержант Годлевский. – За этим столом проституток и безграмотных я не вижу. Пан редактор, говоря о выборе, имел в виду выбор, который делают люди первоклассные… то есть, солидные, правда?

- Да, пан сержант. Я говорил о выборе, что и есть демократией, где решает разумное большинство, а вот меньшинство…

- Неразумное, темное меньшинство? – продолжил за Клосом изумленный ксендз.

- …а меньшинство должно такому выбору подчиниться.

- Замечательно, - подытожил адвокат. – Голосуем поочередно. Может, сначала проголосуем или забаллотируем кандидатуру директора Кужмича, а потом…

- Нет! – воспротивился Мертель. – Начнем с того: кто против Трыгера и Островского?... Кто против того, чтобы выкупить Трыгера и Островского – пускай поднимет руку!

Молчание, которое воцарилось теперь, было самым глубоким из тех, что случались за этим столом. Даже курильщики перестали затягиваться. Под инквизиторским взглядом Мертеля и Кортоня некоторые опускали взгляды. Поднимающийся над столом аромат трубочного табака философа подавлял никотиновую вонь сигарет и самокруток, но никак не смягчал стресса группы мужчин, окаменевших, словно по мановению волшебной палочки. Со стороны сада доносился шум ветвей, истязаемых усиливающейся грозой. Резко потемнело – весь мир залила густеющая серость. Профессор первым нарушил эту кладбищенскую атмосферу:

- Мои поздравления господам партизанам! И вправду – гениальный трюк!

Это осмелило аптекаря:

- И вовсе не гениальный, а бандитский, цель которого состоит в том, чтобы запугать всех здесь сидящих!

- Пан Брусь совершенно прав – это скандал! – воскликнул Седляк. – Господа, не позволим этим людям запугать нас!

- Мы ждем, когда вы подадите нам пример, пан начальник, - буркнул Кржижановский.

- Какой пример?

- Ну, что вы поднимете руку.

- Пожалуйста, я могу поднять руку, но что это даст, если не поднимут другие? Впрочем, даже если бы я и поднял, это вовсе не значило бы, что я против того, чтобы кого-то выкупить. Я только протестую против подобного метода голосования!

- Правильно! – заметил Малевич. – Мы не должны голосовать против кого-либо. Мы, господа, должны голосовать исключительно "за".