Цена человека: Заложник чеченской войны - [4]

– Почему вы не дали поговорить с ними подольше? – сквозь зубы выдавил я из себя. Они не могли не заметить раздражения в моем голосе.

– А что ты хотел?! Чтобы мы устроили тебе пресс-конференцию?! – грубо ответил мне сидевший рядом с водителем. А сидевший со мною рядом так толкнул меня в бок стволом автомата, что я смолк и не говорил больше ни слова.

Напоследок все тот же голос сказал мне, что если через пять дней не будет заплачен выкуп, они начнут расстреливать заложников. Первым убьют Льва Зельцера.

Обратно в дом Салауди я приехал на его же джипе. Он не спрашивал меня ни о чем. Меня молча проводили в ту же комнату в его доме и оставили одного.

Я не спал всю ночь и только под утро немного подремал. Мне уже было все равно, в каком состоянии вернули камеру и оставили ли вообще в ней кассету. На следующий день я уже был в Москве.

Здесь казалось, что все забыли про похищенных в Чечне четырех журналистов центральных средств массовой информации. О них говорили редко и только в связи с какими-нибудь другими событиями в Чечне. Я был подавлен и не знал, что же делать дальше, с чего начать и к кому идти за помощью. Необходимо было срочно предпринять какие-то меры для освобождения коллег.

Журналисты по большому счету независимы в зонах конфликтов – военных, политических, социальных и пр. У вас есть возможность общаться со всеми и с кем угодно. Ведь, в конце концов, все мы люди. Постарайтесь только выяснить, о чем думают конкретно те, с кем вы идете на контакт в данный момент, попытайтесь понять их. Они же не инопланетяне. Они такие же люди. Обращайтесь к ним в открытой и уверенной манере. Никогда не подходите к людям, думая про себя, что они могут быть против вас. Если вы идете со страхом и ожиданием проблем, вы получите их.

«Поступки каждого человека – за исключением разве что психопатов – нравственно мотивированы. Даже террористы преследуют нравственные цели. Глупейшая с точки зрения психологии мысль: террористы взорвали ВТЦ потому, что они ненавидят свободу. Это просто бред. Никто не говорит: «Они там свободны. Как же я это ненавижу. Я хочу их убивать». Терроризм и насилие – это форма “нравственной” деятельности, не нравственно допустимой, но нравственно мотивированной».

Джонатан Хайдт, профессор

«Почему те разрушения, которые несут американцы, – это свобода и демократия, а сопротивление им – это терроризм и фанатичная нетерпимость?»

Усама бен Ладен

Прежде всего, конечно, я решил обратиться в свою редакцию телекомпании «ВиД». Я зашел к чрезвычайно занятому главному редактору Сергею Кушнерёву и сказал, что у меня есть что-то очень важное о заложниках в Чечне.

– Ну, что у тебя? У меня мало времени, Ильяс, говори.

– Я не успел еще перегнать на VHS, чтобы показать вам, Сергей Анатольевич, но это очень важно, – говорю я ему в ответ, надеясь, что объясню важность темы пока хотя бы на словах.

– Перегонишь – приноси, но только самое главное и к семи часам вечера… Нет, давай лучше завтра. Договорись с секретарем о времени.

– Но там материала всего-то на две-три минуты. Давайте я покажу вам сейчас.

– Что? Две минуты? Ладно, потом… – Он уже разговаривал по телефону и меня не замечал.

Я был зол и растерян: родная редакция, черт подери, не хочет ничего слушать о журналистах-заложниках! Я оставил кассету коллеге из «Взгляда» и поехал будить газетчиков. Информацией живо заинтересовались в «Коммерсанте», «Московских новостях», «Радио России». Немецкая журналистка Катрин Цаппе, которая была близко знакома с одним из коллег-заложников, Николаем Мамулашвили, организовала своеобразный «штаб» и распространила новость еще в нескольких российских и зарубежных изданиях. На следующий день поднялся шум. «Коммерсантъ» на первой полосе поместил фотографию заложников с моим комментарием, а «Московские новости» – статью, на скорую руку написанную корреспондентом газеты Дмитрием Бальбуровым. Дима, с которым я дружу со студенческих лет, позже, в начале октября 1999-го, сам был похищен бандитами и провел в заточении три месяца. Он был последним российским журналистом, попавшим в заложники в Чечне.

Моя собственная редакция опомнилась только через день.

– Почему ты мне сразу не сказал? – возбужденно спрашивал меня Кушнерёв, похлопывая по плечу. – Давай расскажем об этом всей стране. Ты готов?

– Да, – отвечаю я, – готов.

– Когда обещали их убить?..

Спустя несколько дней о сидящих в заложниках журналистах вспомнили все. Тогдашний председатель ВГТРК Николай Сванидзе только через четыре дня пригласил меня к себе в кабинет и, к моему удивлению, не стал спрашивать, как там выживают трое его подчиненных. Николай Карлович говорил только о том, как неосторожно я действую и как мешаю официальным органам в их нелегком процессе по освобождению журналистов. Более того, этот начальник стал пугать меня тем, что я могу оказаться жертвой тайных служб, которые под уколом заставят меня рассказать все. Я рассказал Сванидзе все, как было, но он беспрестанно ходил по своему просторному кабинету с сонными рыбками в большом аквариуме и повторял, что все не так просто, как мне кажется, что этим делом занимаются соответствующие государственные структуры и все решения принимаются наверху. При этих словах я должен был почувствовать непроизвольный трепет и утихомириться. Меня же никто не просил высовываться и говорить о коллегах, власти понимают, знают и стараются делать все возможное. А я только путаюсь под ногами и мешаю нормально идущему процессу. Ай-ай-ай, как мне не стыдно!