Целое лето - [31]

— Стольника до выходных не найдётся?

— Не-а, — сказал Глеб и сел.

— А если посмотреть? — Денис наклонился и уставился, как он думал, угрожающе.

Глеб с интересом и насмешкой посмотрел на него. Кажется, Денис понял, что означает этот взгляд.

— Ну, как хочешь… — с неопределённой интонацией протянул он. — Тебе тут жить.

Глеб кивнул и принялся за рыбу. На вид она была хуже, чем на вкус. А вот пюре как-то умудрились испортить. Как можно испортить пюре из свежей картошки?..

Занятый этой мыслью, он не заметил, как среднеклассники смылись, унеся посуду, а на освободившееся место села Стася Алябьева — та самая, рыжеватая. В руках у неё был стакан с компотом. Наполовину пустой.

— Зря ты тут ешь, — сказала она. — Могут быть последствия.

— Уже понял, — сказал Глеб. — Но не останавливаться же на полпути?

— Упорный, да?

— Упоротый, скорее. Как тот лис.

— К нам тут поэт волгоградский приезжал, выступал. Старый дядька, но на гитаре — ого! Так он сказал: мы, говорит, ждали первого непоротого поколения, а дождались первого упоротого. Ошиблись, мол.

— В паре букв.

— Ага.

— А это твоя компания? — Глеб кивнул на столик, где сидели Вован, Кирилл, девушка Аня — и сбоку прилепился Суслик.

— Только Анька. Остальные — так… или беспонтовые, или одни понты. А Анька классная. Мы с ней в одной команде.

— В какой?

— Юношеская по биатлону. «Буревестник». Второе место по области, кандидаты в сборную.

— Ничего себе!

— А ты?

— А, фигня всякая. Историческое фехтование.

— И на чём же? На мечах?

— На мечах не фехтуют, мечами бьются… Эспада и сабля, в основном. Ещё филиппинское — на тростях. Ну это, считай, на дубинках. Правда, в сборную не выбрался. Но вот мой тренер в прошлом году… да ты, наверное, видела — наша сборная американскую положила со счётом пятнадцать — ноль за сорок шесть секунд. Что, правда не видела? На ю-тубе ролик лежит, посмотри обязательно.

— Посмотрю, конечно.

— «Сорок шесть секунд» набери в поиске…

— Ага. Слушай, а зачем ты сюда переехал?

— Ф-ф… Много причин. Главное — бабушка старая, плохо себя чувствует. Ну и ещё много чего…

— Всё равно не понимаю. Переехать в Тугарин…

— Почему? Мне тут нравится.

Стася закатила глаза.

— Нравится!..

— А что такого?

— Да тут же тоска кромешная! И вообще — никогда ничего не происходит!

Лучше бы она этого не говорила…

Сегодня в нашей маленькой колонии пополнение. Двое сравнительно молодых испанцев, мужчина и женщина. Они заняли домик на обратном склоне холма. Один из старожилых голландцев-датчан более или менее говорит по-испански, и чего-то они ему рассказали такого, что сразу после этого остальные датчане-голландцы мрачно пошли в корчму и там не по-детски нарезались. Видимо, всё плохо. Но плохо не так, как мы с адмиралом навоображали себе — потому что небо чистое и радиоактивный дождь на нас не льётся. А это наверняка означает, что мы драпаем на всех фронтах…

Сильно меня взболтнул тогда Стёпка, я даже не думал, что меня ещё что-то может так взболтнуть. Я ведь патологически спокойный тип. Это качество на треть врождённое, на треть наработанное, а на треть накодированное — из самых благих соображений. Так что мне приходится прикладывать сознательные усилия, когда я хочу что-то почувствовать. Но тут и меня пробрало…

Я не весь разговор привёл, только ту часть, которая что-то разумное содержала. А остальное, растянувшееся на четыре часа… Был мой друг Стёпка и болен по-настоящему, и находился под внушением, что болен — а самое главное, это сочетание загнало его в состояние резонансного самовозбуждения: ну, скажем, как обычный параноик вдруг начинает получать одно за другим неоспоримые подтверждения своим опасениям. Стёпка параноиком не был, он был тяжёлым психотиком, притом за то время, что мы с ним говорили, он мне так и не открылся сколько-нибудь полно. Я пытался исподволь загнать его в эриксоновский гипноз, но Стёпка не поддавался абсолютно — даже не замечал моих усилий. А применять какие-то активные методики я побоялся — слишком много в нём было намешано всего…

Потом я понял, что был не прав и что имело смысл рискнуть, надо было рискнуть… Но всё это — задним умом.

Часть третья Папа в командировке

1.

Уже потом, после многих событий, столкнувшись с Севой — полковником ФСБ Всеволодом Владимировичем Лосевым — лицом к лицу, я поразился, насколько хорошо он выглядит в сравнении со мной, а особенно — со Стёпкой. Ну я-то ладно, последний раз в меня подсаживали десантника, когда мне ещё не было тридцати, и никакого омолаживающего действия это тогда не имело. Но эти двое выглядели на сорок — оба; однако Стёпка был буквально измождён, как будто долго и упорно пил или болел (хотя и не пил, и не болел — в физиологическом смысле), — Севка же просто излучал здоровье и благополучие на грани с самодовольством; в рекламе дорогих машин такого снимать… Был он красавец, невысокий атлет и щёголь, и руку на перевязи носил, как орден. Но увиделись мы с ним, повторюсь, несколько позже — хотя до того шансов сойтись лоб в лоб было множество. Когда мне прислали на него ориентировку, то там он значился семьдесят четвёртого года рождения. А день оставил тот же: двадцать девятое февраля. Хотя, заметьте, високосными не были ни пятьдесят четвёртый, ни семьдесят четвёртый — просто сначала в ЗАГСе девочка ошиблась, а потом он эту ошибку сохранил как память.