Целительная сила любви - [16]

В голове Александра все перепуталось. «Чушь, сказал он сам себе. — Полная чушь и какой-то бред, полный болезненной ревности. Ведь мог же дядя быть настолько хорошим и добрым человеком, чтобы просто, по-родственному, любить девушку, которую еще маленькой девочкой привезли ему откуда-то издалека».

Теперь Александру стало жалко Ольгу и до боли захотелось ее увидеть. Бросив напоследок взгляд на полки с книгами, он разглядел среди них бархатную папку с бумагами. Решив не останавливаться на столь ничтожных результатах, как обрывки писем, он извлек папку и обнаружил в ней листы, исписанные мелким дядиным подчерком. Начав читать, Алекс онемел. Это оказались записки покойного барина, некое подобие дневника, который он вел на отдельных, аккуратно оформленных листках.

Захлебываясь от наплыва информации, Александр принялся читать. И первое, что сразило его, были острые, ошарашивающее откровенные описания весьма недвусмысленного толка. Остановиться Александр уже не мог, несмотря на то что почувствовал сильное дрожание рук, и если б мог увидеть себя со стороны, то отметил бы, что стал бледнее полотна. На листках стояли разные даты, но Алекс не обращал на них внимания. Возможно, перед смертью старик перечитывал свои сочинения и разложил их в хаотичном порядке. В исступлении Александр опустился на диван и читал, читал, читал… Ольга, этот ангел душещипательной наружности, представала перед ним в совершенно другом, изощренно порочном свете… В одном месте дядя разоткровенничался настолько, что стал описывать каждую родинку на теле своей любовницы, немного внимания уделяя, впрочем, и ее лицу. Главное что привлекало его, это родимое пятнышко в виде полумесяца, располагающееся прямо на правой груди бесстыдницы.

Зачитавшись, Александр даже не услышал, когда вернулась Ольга, как вышел после разговора с ней из собственного кабинета управляющий, и очнулся лишь тогда, когда Расточный окликнул его из-за двери, пытаясь войти. Словно пелена заволокла взгляд Алекса, когда он поднимался, чтобы отпереть дверь ключом. То, что он прочитал, не давало ему покоя и клокотало внутри, будто лава вулкана.

Наспех спрятав папку под одеждой, он натянуто улыбнулся. На вопросительный взгляд Расточного сообщил:

— Решил предаться чтению. Для начала хоть с библиотекой познакомился.

— И как вы ее нашли? — язвительно поинтересовался Фома, осматривая через плечо нового барина все пространство комнаты, причем не особенно дружелюбно. — Хороша?

— Хороша. — Алекс обошел Расточного и отправился в свои покои.

То, что он собирался читать сейчас, было горьким лекарством, и он хотел испить его до дна. Запершись в комнате и обтерев лицо ледяной водой, он кропотливо разложил бумажки по датам, разгладил каждый уголок, рассмотрел их и… сел, уставившись в стену.

В этот момент Александр отчетливо понял, что не следовало входить в библиотеку, копаться в документах и заниматься прочей ерундой. Разве Ольга виновата в том, что приютивший ее человек оказался развратным? Разве виновата, что ее падение он решил запечатлеть в письменном виде, да при этом столь бесстыдным образом? И разве вправе был он, Метелин, вторгаться в ее маленький, сокровенный мир? Неужели раньше он не видел порока, неужели настолько невероятным казалось ему, что до этой невинной девушки мог кто-нибудь дотрагиваться? Разве красотка Жюли не делала все для того, чтобы выглядеть год от года все невиннее и моложе?

С другой стороны, у Жюли это и не получалось.

Метелин совсем запутался. Спрятав папку как можно дальше, он решил заняться ею вечером, а сейчас отправиться обедать и постараться присмотреться к Ольге повнимательнее.

Обед подали поздно. Стол накрыли в малой зале, неподалеку от кухни. Акулина подала соленой рыбы, нажаренных грибов, блинов с разнообразными добавками, ароматного кваса, настоек четырех сортов, пироги да яйца.

Александр надеялся, что Расточный отобедает с ними, но ничего подобного не произошло. Сообщив, что соседи звали нового барина назавтра к обеду, он удалился в свой кабинет, преисполненный важности и деловитости. За столом осталась только Ольга, и выглядела она весьма испуганной. Александр и сам смутился. За свои тридцать пять лет жизни, в которой он успел повидать многое, он считал себя вполне зрелым мужчиной и не припоминал случая, чтобы чувствовал себя подобным образом.

Как выяснилось, обычная баба не лучше других. Ну глазки, как заморское лакомство, ну, щечки с ямочками, ну волосы пахнут медом и воском — подумаешь, экая невидаль! Но только одного Ольгиного взгляда на него из-под опущенных густых ресниц оказалось достаточно, чтобы содержимое дядиного дневника показалось далекой и неинтересной выдумкой.

— Ольга, простите мне утреннюю сцену, — услышал Алекс собственный голос и удивился себе. Перед кем он извиняется? Эта бесстыдная красавица видела и не такое! Так и хотелось спросить, как нашла она его обнаженным? Понравилось?

— И вы простите меня, пожалуйста. Я ничего, решительно ничего не рассмотрела, уверяю вас!

Александр рассмеялся. Если Ольга и играет, то делает это мастерски, хотя столь непосредственную невинность сыграть просто нельзя. Он немало видел театральных постановок, причем в наилучших их исполнениях, и если Ольга могла играть так, то грош цена дешевым ужимкам всех артисток.