Целитель - [56]

Альмод замер, вглядываясь в мертвеца. Как именно его убили? Смерть разгладила черты лица, даже если несчастный успел понять, что его убивают, по лицу его сейчас ничего нельзя было сказать — спокойное, безразличное, как и у всех мертвых. Мак? Не удавка — шея чистая.

— Не корите себя, — мать Ульрика коснулась плеча Альмода. — Вы не всесильны. Жизнь и смерть в руках Творца, а не целителя.

Альмод медленно покачал головой. Если и винить в чем-то Творца — так лишь в том, что Он дал людям свободу выбора. Свободу творить добро или зло. Хотя кто его разберет, где кончается одно и начинается другое.

— Представьте мне вашу спутницу, — попросила Ульрика, с любопытством разглядывая Нел.

Альмод кивнул, спохватившись. Мысли гуляли вовсе не здесь.

— Нел. Приехала из столицы, один знакомый порекомендовал ее мне в ученицы. Преподобная мать Ульрика.

Ульрика испытующе уставилась на девушку, та не отвела взгляд, разве что на лице отразилось легкое недоумение. Альмод вспомнил, как заставил ее поверить, что оказался здесь из-за женщины и мысленно застонал. Но, к его облегчению, преподобная мать приветливо улыбнулась, осенила Нел благословением. Отступила в сторону, снова начав молитву.

Что ж, ученица так ученица. Альмод коротко объяснил девушке, по каким признакам можно определить время смерти. Коснулся щеки мертвеца. Замер на миг, глядя на ворсинку в углу рта. Раздвинул губы, сняв с зубов обрывок нитки. Лен, когда-то коричневый, сейчас выцветший до серого, почти неотличимого от кожи покойника.

Встретился взглядом с Нел. Между бровей девушки залегла складка. Кажется, она тоже все поняла.

Альмод огляделся. Лоскутного одеяла, вчера укрывавшего больного, не было видно. Впрочем, может, отдали кому другому — по сравнению со вчерашним, больных прибавилось. Здесь все одеяла были одинаковыми — сшитыми из лоскутов, когда просто ткань в несколько слоев, когда перо или шерсть.

— Где его одеяло? — спросил Альмод.

— Когда послали за мной, лежало на земле, — сказала мать Ульрика. — Наверное, сбросил в агонии. Я отдала постирать, оно было в моче, видимо, в момент смерти…

Альмод кивнул. Видимо.

Сдернули, сложили и накрыли лицо, придавив для верности рукой. Потому и следов не осталось. Даже если больной успел проснуться и что-то понять, сил справиться не хватило. И шума не было.

— Оставьте мертвого мне, — сказала преподобная мать. — Сейчас придут и сделают все, что нужно. Позаботьтесь о живых. Вы ничего не смогли бы сделать.

Смог бы. Если бы не поленился вчера вернуться и поговорить. Сделал бы из этого какие-то выводы, возможно, стал спрашивать о чем-то другом, или начал бы действовать но так или иначе. всем заинтересованным стало бы ясно, что больной уже рассказал все, что знал, и потому убивать его смысла нет.

Вездесущий какой-то убийца. Или он был не один? Альмод попытался прикинуть время — не получилось, слишком большой разброс. В начале ночи его убили, но когда именно: до илипосле трактирщика? Или даже до или после того, как заставили того сунуть в еду отраву — поди пойми.

Может, и не один. Смотря что именно натворили чистильщики, спровоцировав убийцу. Хотя что можно успеть за один вечер, учитывая усталость и раненых? Перепортить всех девок в округе? Сплясать на рабочем столе Хродрика? Помочиться с крыши часовни?

Он помотал головой. Дурь какая-то. Если бы чистильщики накуролесили, об этом тоже бы говорили. Но ведь молчат.

Нел коснулась его руки. Альмод встретился с ней взглядом — похоже, она все поняла. В отличие от Ульрики. Он едва заметно кивнул девушке, дескать, потом поговорим. Обернулся к преподобной матери.

— Вы правы. Этому бедняге — да примет Творец его душу — уже ничем не помочь…

В городе оставалось еще двое. Их тоже?

— …Оставляю вас с вашими молитвами и займусь остальными.

Он отвел в сторону Нел. Накрыв плетением, коротко объяснил, как найти дом, где искать свидетелей, назвал их имена и проинструктировал, о чем спросить. Она кивнула, в двух словах повторила — правильно ли поняла, что от нее хотят — и умчалась.

Ульрика посмотрела ей вслед.

— Странно, что одаренных в городе становится все больше. Когда Мирный процветал, не было никого, а сейчас…

— Хотел бы я сам знать, что происходит, — покачал головой Альмод. С вашего позволения, преподобная мать.

Больные-то никуда не делись.

Закончив с теми, кого снесли в загон, он прошелся по лагерю — расспрашивая, не нужна ли помощь, хорошо ли все спали ночью, не появились ли где новые больные. Кто-то радовался, что целитель до них снизошел и не просит плату, кто-то робел, кто-то косился зло и говорил — ничего, дескать, не надо, все в руках Творца, справимся с Его помощью. Таких оказалось неожиданного много. Альмод не удержался — подчинил одному разум и расспросил.

Выяснилось, что теперь люди винили в беде не только чистильщиков, но и одаренных вообще. Дескать, жили себе много лет хорошо, пока никого не было. А потом свалился сперва целитель на их головы — в тот же год, вон, Бруни волк задрал, никогда они на мужиков не кидались, только на баб и детей, и корова у Зигмунда пропала. Чистильщики, вон, что натворили. Так нет, еще на их голову одаренных принесло. Бабы вовсе бесстыжие, где это видано, ноги в штанах напоказ выставлять. Арне вон, сунулся к одной, сисястой, так умер на месте. Еще и девка эта меченая, злющая, как голодная сука, к такой лучше вовсе не подходить. Не к добру все это, и пусть бы убирались поскорее. Без них как-нибудь проживут.