Цели и средства - [6]

— Пока нельзя, малыш.

Тедди насупился – и Андромеда торопливо исправилась:

— Нельзя, Большой Тед. Я тебя не поймаю. Завтра полетаешь, хорошо? Папа выспится, и вы полетаете.

— Я папе метлу покажу! – Тедди тут же перестал дуться и кинулся в спальню. Андромеда не то что удержать – окликнуть не успела.

Тедди с размаху грохнул в двери метлой, приоткрыл их немножко, сунул любопытный нос и шепотом позвал:

— Пап!

Андромеда поспешила спасать зятя.

В новолуния Рем лежал пластом, и Андромеда старалась отвлекать внука, чтоб не надоедал отцу. Получалось не очень: Тедди льнул к папе как котенок, забирался под бок, рассказывал что‑нибудь, гордо читал вслух (читать его научила бабуля) или требовал сказку, и Рем медленно, после каждой фразы отдыхая, рассказывал ему про Бэббити–Реббити или про Кота в сапогах – из потрепанной книжки Теда–старшего. Андромеда время от времени появлялась в дверях – «Тедди, дай папе поспать!» – но Рем качал головой – «Пусть сидит, Андромеда, мне с ним лучше» – и улыбался через силу, бледный, осунувшийся, обложенный подушками. Андромеда варила бульон и ругала себя: Дора терпеть не могла новолуния, а она – наоборот. Рем больной и несчастный был куда проще и понятнее, чем в другие дни. Да, тогда он катал Тедди на плечах и водил в Запретный лес (недалеко и с категорическим запретом соваться туда одному), учил его плавать и держаться на метле, и Дора радовалась и тайком сбегала из школы по вечерам. Он не бродил по дому, держась за стены, а шастал легко и неслышно – и в этом было все дело. За бесшумными движениями и сторожкими взглядами ощущался кто‑то другой, сильный и опасный, который рос вместе с луной и который спас жизнь и Рему, и Доре. Об этом Андромеда тоже помнила.

Что кривить душой, сначала она не одобряла выбора дочери. С Ремом Люпином она познакомилась еще в Хогвартсе, впрочем, познакомилась – громко сказано. Просто знала, что ее непутевый кузен, горе тетушки Вальбурги, попал в Гриффиндор и нашел там себе неразлучных друзей. Потом был выпускной, она наконец набралась смелости рассказать родителям о Теде: вышел скандал, за ним свадьба, на которую пришел только дядя Альфард. Сириус прислал открытку: «Молодец, кузина! Поздравляю!». Много он понимал, сопляк тринадцатилетний… Но все равно было приятно.

Она смогла отблагодарить его через три года, когда Сириус сам сбежал из семьи. Конечно, у него были друзья, и деньги, и даже дом – в глухомани, но денег хватило, чтоб снять жилье поприличнее. А все равно поддержка родственницы, пусть даже опальной и выжженной с семейного гобелена…

Сириус начал бывать в доме. Дарил игрушки и сласти маленькой Доре, иногда приводил друзей. Тихоня Рем вежливо разговаривал с ней и Тедом, но больше отмалчивался. Однажды он пришел только с Сириусом, Андромеда еще удивилась, как это Сири без закадычного друга. Пришел непривычно уверенный, попросил позвать Теда, и рассказал, что он оборотень и не считает возможным злоупотреблять гостеприимством Тонксов, не поставив их в известность.

— Это ничего не меняет, правда, Энди? – спросил Сириус, пожалуй, чуть более весело, чем нужно.

— Конечно, – улыбнулась она. – Двери нашего дома всегда открыты для друзей Сириуса.

К чести Рема, он нечасто пользовался этим любезным приглашением: похоже, неискренность он чувствовал куда лучше, чем его друзья. А может, замечал, как вздрагивает Андромеда, когда Дора залезает к нему на колени.

После ареста Сириуса они долго не виделись. Волнения постепенно стихли, Дора уехала в Хогвартс, и главным поводом для беспокойства стали ее оценки по зельям: профессор Снейп (тот самый Снейп, подумать только!) брал на продвинутый курс только тех, кто получил «Превосходно», а без зелий школы авроров Доре не видать как своих ушей. Конечно, когда Андромеда заявила это самой будущей главе аврората, та отрастила себе уши, как у домашнего эльфа, и без труда ими полюбовалась. Уж не они ли принесли ей вожделенное «Превосходно» на СОВах?

Окончив школу авроров, Дора немедля вступила в Орден Феникса, несмотря на протесты матери. Андромеда даже пыталась поговорить с Дамблдором, но дочь поддержал Сириус, а его авторитет, кажется, стал для нее весомее.

В Ордене был и Рем, но Андромеда не придала этому значения. Отдельные случаи легко объяснялись и упорно не складывались в общую картину. Дора днями не бывает у родителей, пропадая в доме Блэков, – что ж, к лучшему, там даже безопаснее, чем дома и в министерстве. Дора поссорилась с Уолденом Макмилланом, хотя Андромеда думала, у них все серьезно, – неудивительно, Уолден предан министру и называет Дамблдора «старым дураком». Дора с удвоенным интересом расспрашивает маму о кузене Сириусе и его друзьях – понятно, снят негласный запрет с темы, ей хочется узнать побольше.

Потом Сириус погиб, и Дора бродила сама не своя. Андромеда знала, что они стали большими друзьями, и пыталась утешить дочь, но та избегала разговоров, пока однажды не разразилась слезами после очередной порции осторожных увещеваний. Она не горевала по Сириусу, то есть горевала, конечно, но неразделенная любовь была гораздо хуже.

Андромеда не могла даже представить, что ее дочь влюбится в Рема. За эти годы он постарел, поседел и выглядел теперь ее ровесником. Что привлекательного в морщинистой физиономии и залатанной мантии? Но Дора, наверное, не замечала ни того, ни другого и не понимала всех опасностей мужа–оборотня. Она была счастлива, несмотря даже на смерть Дамблдора, когда Рем сделал ей предложение. Она сияла, когда узнала, что беременна, хотя этого уж никак не могло произойти. Рем исправно носил ей аконитовое зелье, пусть скверно сваренное, но все равно действенное, оно должно было защитить Дору от медленного, но неуклонного превращения в оборотня («В результате постоянного активного обмена биологическим материалом», – проговорил Рем, глядя куда‑то между Андромедой и Тедом, а Дора прыснула и закрыла рот рукой.) То же зелье не давало ей забеременеть, об этом Рем не сказал, это Андромеда прочитала сама, но решила не ставить в известность дочь – почему‑то казалось, что ей это не понравится.