Целебный яд - [10]
Рядом с прибором старшины лежала парадная шпага корпорации.
Перед каждым членом корпорации стояло по глиняной кружке, наполненной пивом.
Когда все уселись, старшина встал и три раза ударил шпагой по столу. В наступившей тишине раздался его строгий голос:
— Silentum[2]! Во славу нашей корпорации!
Все встали и разом осушили кружки.
Герр Пауль и фуксы немедленно разнесли другие кружки с пивом, и вскоре последовал новый тост:
— Выпьем за здоровье нашего испытанного в боях фукс-майора и пожелаем ему вдоль и вширь по всему земному шару разносить славу нашей „Конкордии“!
Гром рукоплесканий потряс тесный трактир. Молодые фуксы с необычайным старанием опоражнивали пивные кружки. Сигнал для начала пирушки был подан!
Несмотря на то, что на каждую кружку своих товарищей он отвечал двумя, Красавец Бобби сравнительно нескоро пришел в хорошее расположение духа. Десять лучших беззаботных лет его студенческой жизни погружались в Лету, а вместе с ними и столько светлых воспоминаний! Молчаливо глядя на окружающих, он беспрестанно вливал пиво в свое горло, но не чувствовал опьянения. Молчаливо обращался он к своей кружке и все не мог подвести итог своим лучшим, безвозвратно ушедшим годам.
Среди членов корпорации были и такие, которые помнили, как два года назад, в день праздника святого Франциска, Красавец Бобби выпил шестнадцать литров пива и тем самым побил все установленные до того времени рекорды. Он поставил новый рекорд, которым гордилась „Конкордия“. И этой славы никто еще отнять у нее не мог…
Хриплый голос вывел фукс-майора из задумчивости:
— Выпьем! — воскликнули все присутствующие.
Кружки снова были опорожнены.
— Gaudeamus igitur… — поднявшись с места, неожиданно запел своим басом Красавец Бобби известную студенческую песню.
— Juvenes dum sumus, — нестройным хором подхватили остальные. Тонкие фальцеты смешались с глубокими басами. Все встали и глазами, выражающими величайшее воодушевление, в последний раз уставились на своего обожаемого фукс-майора.
У непривыкшего еще к выпивке Петера Арендса начала кружиться голова. При виде вновь наполненной кружки его стало мутить, и он почувствовал себя плохо. Он сделал попытку отлить немного пива из своей кружки, но наблюдательный Губерт заметил его движение и поспешил дать знак фон Шлетову. Последний тотчас же встал, ударил шпагой плашмя по столу и властно крикнул:
— Silentium, фукс Петер Арендс!
Петер Арендс поднялся с виноватым видом.
— За нетоварищеское поведение штрафую фукса Петера Арендса дополнительной кружкой пива! — отрезал старшина и троекратно ударил шпагой по столу. Все встрепенулись. Дрожащими руками молодой фукс поднял кружку и с трудом, большими глотками, выпил горькую жидкость. Он почувствовал, как алкоголь разлился по всему телу и мозг его затуманился. С видимым усилием он опустился на свое место и мутным взглядом обвел окружающих.
В знак одобрения студенты застучали кружками по столу.
Петер Арендс почувствовал, что теряет сознание. Он покачнулся и сполз со стула.
За столом громко захохотали.
Тогда незаметным кивком головы фон Шлетов подал знак Гансу Зелле. Тот с помощью одного из фуксов поднял и вынес из комнаты бесчувственного Арендса.
Осенний дождь не переставал.
Извозчик Франц терпеливо дожидался со своей пролеткой и хромой лошадью перед трактиром. Он весь продрог сидя на козлах в широком пальто и выцветшем от солнца и непогоды, когда-то черном и блестящем цилиндре.
Ганс Зелле и его коллега привычным движением бросили в пролетку бесчувственное тело своего товарища. Франц очнулся и молча дернул вожжи.
Это происшествие не произвело на сидевших в трактире абсолютно никакого впечатления. Все продолжали пить и веселиться, а кто был послабее, выходил на чистый воздух. Только двое из собутыльников проявили неслыханную выдержку: старшина и фукс-майор, — тем самым они подавали своим питомцам пример, как нужно опоражнивать кружки.
В ночной тишине раздавался неторопливый, неровный цокот копыт хромой лошади, везшей свой безмолвный груз на студенческую квартиру… Вперемежку с ним доносились звуки старой студенческой песни: „Vivat academia, vivat professores!..“
Глава IV
В Роттердаме — письмо, маленький воришка. Контора ван Снуттена. На клипере „Голландия“.
Стоя перед открытым окном гостиничной комнаты, Карл полной грудью вдыхал свежий утренний воздух. Ему казалось, что в легком дуновении ветра он чувствует дыхание моря, хотя до него было около двадцати километров.
С улицы доносился шум множества человеческих голосов, тяжелый конский топот по мостовой, выкрики уличных торговцев. И все это отражало напряженную жизнь, начинавшуюся с самых ранних часов дня.
Прошел уже целый месяц, а Хасскарл все еще не мог привыкнуть к новым условиям жизни и продолжал с интересом изучать этот крупный центр западноевропейского побережья. Однако сознание, что подходит к концу тягостное ожидание корабля, который должен был унести его к берегам Ост-Индии, ободряло его и он уже не жалел о проведенных в томительном ожидании днях. Но стоило ему задуматься о своем положении в Роттердаме, как его еще сильнее тянуло на родину — туда, в Кассель, Бонн, куда угодно, только подальше от шума и сутолоки этого чужого города, где каждый думал только о деньгах и прибылях.
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.
Италия на рубеже XV–XVI веков. Эпоха Возрождения. Судьба великого флорентийского живописца, скульптора и ученого Леонардо да Винчи была не менее невероятна и загадочна, чем сами произведения и проекты, которые он завещал человечеству. В книге Дмитрия Мережковского делается попытка ответить на некоторые вопросы, связанные с личностью Леонардо. Какую власть над душой художника имела Джоконда? Почему великий Микеланджело так сильно ненавидел автора «Тайной вечери»? Правда ли, что Леонардо был еретиком и безбожником, который посредством математики и черной магии сумел проникнуть в самые сокровенные тайны природы? Целая вереница колоритных исторических персонажей появляется на страницах романа: яростный проповедник Савонарола и распутный римский папа Александр Борджа, мудрый и безжалостный политик Никколо Макиавелли и блистательный французский король Франциск I.
4833 год от Р. Х. С.-Петербург. Перемещение в Прошлое стало обыденным делом. Группа второкурсников направлена в Петербург 1833 года на первую практику. Троицу объединяет тайный заговор. В тот год в непрерывном течении Времени возникла дискретная пауза, в течение которой можно влиять на исторические события и судьбы людей. Она получила название «Файф-о-клок сатаны», или «Дьявольский полдник». Пьеса стала финалистом 9-го Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето».