Целая вечность и на минуту больше-1 - [35]

— Удачи вам в вашем нелегком труде.

— Спасибо.

Почувствовав острый приступ жалости к себе после этих слов, я стал набирать телефон Байрама. Поорав минут пять и отведя душу, я потребовал, чтобы Байрам немедленно сел писать объяснительное письмо. И вопрос Байрама:

— Вам всю правду писать или как на самом деле было? — только укрепил меня во мнение, что я был прав, когда отправил его в Чапич.

Я ответил фразой, за которую буду уважать себя и сегодня, и спустя годы:

— Сначала всю правду напиши, а потом как на самом деле было. Понятно?

— Да, Арслан, конечно.

— И если мне еще раз позвонят и скажут, что тебя видели за рулем «лексуса», то пеняй на себя.

Разобравшись с этим олухом, я поднялся к себе. После исчезновения Байрама атмосфера стала теплее, судя по тому, как Тарана жалась к Мехти, который чувствовал себя все увереннее.

— Ребята, я вам не мешаю?

— Ну, что вы, Арслан, чувствуйте себя совершенно свободным, — Тарана ответила ничуть не смутившись.

— Спасибо, ты очень любезна. Что у нас сегодня происходит?

— Совет Европы проводит семинар, кто–то должен участвовать и от нас.

— Тематика?

— Одиннадцатая статья Европейской конвенции по правам человека.

— А, ну это право на ассоциацию. Опять будут спрашивать, почему неправительственные организации не регистрируем — тут отдуваться будет Минюст.

Министерство юстиции я терпеть не могу, так что буду присутствовать и всем своим видом выражать абсолютное согласие с каждым словом спецпредставителя Генсека Совета Европы у нас.

На конференцию я приехал в самый интересный момент, когда представитель Минюста в своем выступлении особо отметил, что в каждой местной «шаражкиной конторе» (это он по благотворительным организациям так прошелся) по террористу сидит. А зарегистрированный террорист в два раза, а то и более, страшное оружие, чем не прошедший регистрацию. Это еще ничего: однажды на конференции чиновник Минюста, вдохновленный присутствием своего начальника, до того договорился, что ЮНЕСКО неправительственной организацией назвал и сказал, что вот с такими приличными организациями, как эта, они самым тесным образом сотрудничают. Надо отдать должное его начальнику, который стал бордового цвета и почти сразу стал объяснять, что его ведомство, за редким исключением, все же видит разницу между структурой ООН, каковой и является ЮНЕСКО, и благотворительными организациями.

Вечером меня хватило только на то, чтобы позвонить Марьям:

— Привет, как ты?

— Врач говорит, что жить буду…

— Ну, я рад.

— Если найду с кем.

— А вот этому я буду рад гораздо меньше. И вообще, не дерзи взрослым.

— Это не я, это мой врач так считает.

— А врачу можешь передать, что еще раз что–нибудь подобное скажет — и я ему все ребра пересчитаю.

— Не ему, а ей — это во–первых, а во–вторых, тебе никто не говорил, что девочек бить нельзя?

— Как нельзя? Почему это нельзя? Если девочек нельзя, то кого тогда можно? Мальчики ведь и сдачу дать могут.

— Ладно, я спать хочу, а завтра я на работу выйду, приедешь ко мне?

— Спокойной ночи, маленькая моя, сладких тебе снов.

— Может быть, и твоя, но я уже не маленькая, я взрослый, сформировавшийся человек.

Этими словами обычно начинает разговор Медина, когда хочет донести до меня всю важность своего бытия, но об этом я Марьям рассказывать, конечно, не стал.

Глава XХVI. 4 марта 2011 г. Пятница. День двадцать шестой

Утром, придя на работу, первое, что я увидел, это опечаленного Мехти, который бродил по комнате и чуть не плакал. В таком состоянии я последний раз видел его, когда он понял, что у Байрама один костюм стоит столько же, сколько он зарабатывает в течение двух лет.

— Мехти, что такое? Опять кто–то от руки мои ценные мысли переписывал?

— Арслан, я пойму, если вы решите, что МИДу будет лучше без меня… Единственное, о чем я вас попрошу, — дайте мне месяц, чтобы я нашел себе работу, а то у меня не мама, не сестра не работают.

— Может, ты все–таки мне расскажешь, что произошло, и позволишь самому судить, без кого МИДу будет лучше?

— Тут из французского МИДа пришло письмо, вот, почитайте.

Прочитав письмо, я расхохотался. Писал начальник департамента, которому мы отправили письмо по поводу нашего диссидента. Мехти, судя по всему, ошибся и в письме обозвал его не Бернардом, а Бернадеттой. А подписался, подлец, именем, фамилией, а в скобках приписал «месье», а то мы не знаем, что раз Бернард, то месье. И только в постскриптуме приписал, что готов помочь и переговорить с до сих пор диссидентствующим товарищем.

— Мехти, а как же ты мог ошибиться с именем? Ты же обычно десяток раз проверяешь каждую букву в именах и фамилиях.

— Вы знаете, имена же мы всегда пишем на языке оригинала, и Word мне его имя подчеркнул, я щелкнул на проверку орфографии и выбрал самый длинный вариант из предложенных, у французов же четыре буквы читаются как одна, я и решил, что чем длиннее, тем лучше.

— Ничего, Мехти, зато еще никогда нам французский МИД так оперативно не отвечал.

— Да, я тоже себя утешаю, что не ошибается только тот, кто не работает.

— Ну, это ты зря, вон, у нас Байрам не работает, а сколько раз ошибался?

— В его отношении ошиблись только один раз, и только его родители — когда поженились, — это уже Тарана вмешалась.