Цель и смысл жизни - [20]

VI

Сознание своего природного ничтожества, соединенное с упованием на Бога — вот что человек лично от себя приносит в дело Откровения божественной жизни в мире. Ограниченность — от природы, а смирение и упование на Бога — от человека. Когда человек стремится к личному обладанию абсолютным совершенством, он доходит до отчаяния. Но смирение необходимо соединяется с упованием на Бога2. Сам по себе человек ничтожен, но его ничтожество служит условием Откровения божественной жизни; сила Божия совершается в немощи: в этом он находит основание для упования на Бога и благодарности Ему. Это настроение смирения, соединенного с дерзновением, раскрывается и предписывается человеку в святоотеческой письменности с настойчивостью и последовательностью, выдающими высокое значение предмета. Если бы мы захотели выписать все относящиеся сюда из святоотеческой и аскетической литературы, то мы наполнили бы много десятков страниц. Ограничимся немногими. Св. Иоанн Златоустый пишет: «возблагодарим Бога за все и будем признательны к Тому, Кто столько облагодетельствовал нас. Это самая великая жертва, это совершенное приношение, это будет для нас источником дерзновения пред Богом и вот как. Кто постоянно содержит в уме и верно сознает свое ничтожество, а с другой стороны помышляет о неизреченном и безмерном человеколюбии Божием, тот смиряется душою, сокрушается сердцем, укрощает всякую гордость и надмение, научается вести себя скромно, презирать славу настоящей жизни, посмеивается всему видимому, мыслит о будущих благах, о жизни бессмертной». Хорошо наставляет св. Ириней Лионский, чтобы мы благодарили Бога, а не обвиняли Его за то, что мы созданы сначала людьми, а не прямо богами; чтобы мы прежде соблюдали чин человека, а потом уже участвовали в славе Божией; чтобы мы предоставляли Богу свое мягкое сердце, как глину для художника, — Богу, Который Сам победит сущность сотворенной природы и скроет в нас глину.

2 Соединение в человеке величия с ничтожеством составляет излюбленную тему рассуждений Паскаля в его «Pensees».

Замечательно то, что христианские аскеты, не возвеличивая смирения над духовною жизнью, над любовью и верою, ибо смирение ценно как условие нарождения в человеке духовной жизни, — однако с совершенною ясностью поставляют смирение выше всякого естественного величия, выше всякой естественной или, как они выражаются, наружной добродетели. «Не достоинство, не величие, не почесть вводят в царство небесное, но смирение, послушание, любовь, терпение и благодушие — вот что спасает человека... Если молитву нашу не будут украшать смиренномудрие, любовь, простота и доброта, то нимало не принесет нам пользы такая молитва. Это, впрочем, должно сказать не об одной молитве, но о всяком вообще подвиге, — девстве ли то, или посте, или бдении, или псалмопении, или служении и о всяком другом подвиге, совершаемом ради добродетели». Так рассуждают свв. Ефрем Сириянин, Марк Подвижник, Димитрий Ростовский (замечательны его слова в нед. 4-ю по Св. Д. о молитве и в нед. св. жен-мироносиц), Тихон Задонский.

Указав на условие нарождения в человеке духовной жизни, мы подошли к порогу последней; но прежде чем приступить к ее раскрытию, мы желали бы сказать особо о злостраданиях человеческой жизни и об естественном развитии с точки зрения указанной цели жизни.

Мы говорили о природной ограниченности, но в каких отношениях к ней находятся злострадания и развитие: какое они имеют значение?

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Несправедливые страдания

I

Злострадания порождены и порождаются стремлением человека к личному обладанию абсолютным естественным совершенством.

Что они составляют следствие греха и именно наказание за грех, этому учит Слово Божие. Но несомненно также и то, что они — не только наказание за грех. Исключительно юридический взгляд на злострадания опровергается наличностью страданий праведников, или, что то же, несправедливых страданий.

Как благость Божия, по которой сотворен мир и которая выражает субъективное отношение Бога к твари, — не исключает объективных целей мира и действует в связи с снисхождением Божи-им, соответственно чему духовное совершенство и блаженство христианина не исключает его злостраданий; так и правосудие Божие, наложившее на человека наказание за грех, есть отношение лица к лицу и допускает наряду с собою объективное значение страданий.

В отношении Бога к согрешившему человеку можно различать две стороны: с одной стороны, оно есть определение наказания человеку за грех; с другой стороны, оно есть соизволение на явление божественной славы в жизни согрешившего человека. Если бы Бог предоставил согрешившего человека самому себе, то человек был бы истреблен смертью. Но Бог подвергнул человека злостраданиям и тем самым допустил жизнь согрешившего человека, допустил человеку быть носителем божественной славы в скорби страданий. В таком отношении Бога к человеку необходимо видеть новое проявление божественного снисхождения, продолжение Его творческой любви. Только снисходительная любовь располагает отца отпустить сына своего «в дальнюю сторону», где он расточает полученное от отца наследство, живя блудно, — и не отнять от него своего имени. Человек, наказанный богом за свой грех, подобен блудному сыну (Псал. LXXXVII; Ис. LII, 5). Объективная цель допущенных Богом злостраданий человека — в славе Божией (ср. Ис. XLVIII, 9). Зло и страдания представляют собою природную ограниченность человеческой природы по отношению к согрешившему человеку: что было естественною ограниченностью для безгрешных прародителей, то, вообще говоря, является как зло и страдание для греховного человека3. Злострадания составляют форму жизни согрешившего человека. Они служат к славе Божией потому, что дают греховному человеку возможность жить. Посему участие каждого из нас в прославлении жизни чрез страдания аналогично нашему отношению к естественной ограниченности.