Cдвиг - [89]

— Слушай, ты считаешь, что много знаешь, — сказал он. — Я могу добавить к твоему списку много всякого дерьма. У меня есть письма на официальных бланках ЦРУ, в которых Лаки Лучиано благодарят за помощь в борьбе против коммуняк в Италии и Франции после войны. У меня есть фотографии, на которых агенты Конторы перевозят героин из Юго-Восточной Азии в Сан-Франциско, чтобы финансировать борьбу своей частной армии против Вьетконга. И у меня есть уникальная коллекция сувениров — сигары, начиненные взрывчаткой, ручки с цианидом и пара штук, похожих на плесень, к которым я даже не хочу приближаться. Все они изготовлены в Лэнгли специально для нашего общего друга по другую сторону Флоридского пролива.

Мельхиор ответил не сразу, а чуть помедлив, чтобы обдумать услышанное. Слова Джанканы звучали все также враждебно, но тональность речи его изменилась. Босс мафии почувствовал любопытство. И он забрасывал удочку, чтобы выяснить, как далеко зайдет Мельхиор в своих откровениях.

Мельхиор сделал глубокий вдох. У него была всего одна попытка.

— Я был в Италии в сорок седьмом. Тогда мне было семнадцать. Я так понравился Лаки, что он даже хотел выдать за меня свою дочь. Я провел девять месяцев в Лаосе, собирая деньги для той самой частной армии, о которой вы упомянули. Я провел два года на Кубе, куда меня послали с той самой начиненной взрывчаткой сигарой для Кастро. Я здесь не для того, чтобы выдвигать какие-то обвинения, мистер Джанкана. Я здесь, чтобы предложить свою помощь.

Мельхиор не хотел бы иметь Джанкану в качестве партнера по покеру. Во время его монолога лицо мафиози не отразило абсолютно никаких эмоций. Он просто сидел, откинувшись в кресле из дорогой черной кожи, и едва заметно улыбался. Это была опасная и обезоруживающая улыбка — этакое гипнотическое раскачивание кобры перед смертельным броском.

— Сицилиец?

— Моя мать родилась у подножия Этны, — ответил Мельхиор на безупречном сицилийском.

Джанкана рассмеялся, издав звук, похожий на рычание.

— Ладно. Теперь скажи, что для меня можешь сделать ты.

Мельхиор кивнул:

— Чуть больше трех недель назад я застрелил Лу Гарсу.

Джанкана щелчком сбил с манжета пылинку.

— Это имя мне ни о чем не говорит.

— Я застрелил его на Кубе, когда он пытался украсть атомную бомбу.

Снова возникла пауза. Мельхиор не мог решить, обдумывает ли Джанкана его слова или размышляет, как ему избавиться от тела, после того как Мельхиора пристрелит в спину кто-нибудь из охранников. Наконец мафиози разлепил губы:

— Лу никогда не говорил ни о какой атомной бомбе.

— Он собирался продать ее и оставить деньги себе.

— Ты убил ублюдка?

— Да.

— Хорошо. Одной проблемой меньше. — Немного помолчав, он спросил, будто из вежливости: — Так что с бомбой?

— Она по-прежнему там, на Кубе.

Джанкана подался вперед и достал из коробки сигару.

— Ладно, que sera sera[40], как говорила Дорис…

— Я считаю, мистер Джанкана, что бомба принадлежит вам.

В первый раз за всю беседу Джанкана отреагировал — у него чуть дрогнула бровь. Однако он не стал отвечать сразу и неспешно раскурил сигару. Мельхиор посмотрел на марку. Разумеется, кубинская. И, само собой, «Монтекристо».

— В моей жизни мне пришлось заниматься многим. Девушками. Спиртным. Даже торговлей оружием. Но атомная бомба? Может, проще сразу нарисовать на лбу мишень и вложить пистолет в руку Бобби Кеннеди?

— Насколько я понимаю, на вашем лбу, мистер Джанкана, мишень уже нарисована. После Джимми Хоффы Бобби Кеннеди сделал мафию врагом номер два Америки. Так или иначе, он прихватит вас в будущем году, чтобы обеспечить брату победу на выборах, и станет гнать волну до самого шестьдесят восьмого года, и тогда клан Кеннеди будет у власти целых шестнадцать лет, если этому не помешать.

Назвать его врагом номер два было удачным ходом: Джанкана во всем стремился быть среди первых, даже если речь шла о списке наиболее опасных преступников. И его выбор марки сигар это лишь подтверждал.

— И чего ты от меня хочешь? Чтобы я пристрелил Бобби Кеннеди?

Мельхиор покачал головой:

— Если его пристрелить, он превратится в мученика. А борьба с мафией из его личного крестового похода перерастет во всеобщую. Единственная возможность остановить Бобби Кеннеди — это лишить его должности, а это возможно, только если Джека Кеннеди убрать из Белого дома.

Джанкана раскурил сигару, и на кончике ее появилось яркое красное пятно размером с ноготь большого пальца. Он развернул сигару горящим концом к себе и поднес так близко к глазу, что Мельхиор даже занервничал, как бы тот себя не обжег. Однако ничего не случилось — Джанкана просто смотрел, как раскаленный кончик постепенно терял свою яркость, как гаснущая звезда. Дождавшись, когда он превратится в блекло-оранжевый, Джанкана повернулся к Мельхиору:

— Довольно болтовни! Говори прямо, чего ты хочешь, или я выжгу свое имя у тебя на лбу этой сигарой.

Мельхиор никогда в жизни не волновался так, как сейчас.

— Если вы, мистер Джанкана, решите для меня проблему с бомбой, я решу для вас проблему с Кеннеди. Окончательно.

Через два часа он позвонил Сонг из аэропорта Чикаго. К телефону подошел Ивелич и, прежде чем Мельхиор успел что-то сказать, сообщил о том, что произошло в нью-йоркской квартире Пегги Хичкок. История показалась Мельхиору такой же непонятной, как смазанная картинка на телеэкране в дождливый день, но он слишком устал, чтобы вникать в детали. Джанкана отнял у него последние силы, и от напряжения его все еще била нервная дрожь.