Cдвиг - [12]

Чандлер молча смотрел на нее. Она чувствовала его неуверенность и понимала, что она передалась ему от нее. Если она не станет вести себя осторожнее, то спугнет его. Но еще она чувствовала и его любопытство. Не похоть, вернее, не одну только похоть, а еще и искреннее желание узнать девушку в дорогой, но такой же видавшей виды одежде, что и у него самого. Впервые за девять месяцев работы на Моргантхау и три года занятия проституцией она чувствовала: между ней и клиентом установилась удивительная близость.

— Наз?

Она вздрогнула и подняла глаза. Каким-то образом Чандлер очутился совсем рядом. Правой рукой он взял ее за локоть, совсем как отец, когда оказывался рядом с матерью.

— Я… извини, — пробормотала она, поднося бокал к губам. — Просто я…

— Эй, послушай… — Он перехватил ее руку. — Это мой бокал, верно?

— Ну да… — Наз, глупо улыбаясь, протянула ему бокал. — Извини, — повторила она. — На меня это совсем не похоже.

Чандлер обвел взглядом маленький номер, как будто ее ложь была особенно очевидной на фоне этих выцветших стен, потертой мебели и пыльного телевизора с большой антенной. И как уверенно она привезла его именно сюда. Он коснулся своим бокалом ее.

— Я тоже здесь, — проговорил он и, как она, одним глотком опрокинул содержимое в рот. Пальцы правой руки непроизвольно сжались, когда теплая жидкость, обжигая, устремилась вниз. Она почувствовала, как он вздрогнул.

— Лед! — воскликнул он, когда к нему вернулась способность дышать.

Чандлер подхватил ведерко и пошел в коридор набрать из автомата льда, а она вдруг вспомнила имя бога — Уризен[9]. Так звали бога, которого изобразил Блейк. И еще она вспомнила: по словам Блейка, он увидел его в одном из своих видений.

Она потерла руку и пристально посмотрела на себя в зеркало, надеясь увидеть, что происходило за ним и что оттуда было видно.

За девять месяцев, прошедших с тех пор, как Моргантхау завербовал ее, она подсыпала наркотик почти полсотни клиентам. Она не знала, какой реакции от них ожидал Моргантхау. Знала лишь то, чему сама была свидетельницей. Они начинали ее лапать и вдруг отскакивали, будто замечали нечто, чего не видела она. Иногда это было даже забавно. А однажды клиент даже вздохнул и спросил:

— Цербер, это ты, малыш?

Она решила, что ему привиделся пес из далекого детства.

Но в девяти случаях из десяти видения были страшными, и половина мужчин забивались в угол и отмахивались руками от воображаемых мучителей. Моргантхау полагал, что эти видения — она считала, что «галлюцинации» в данном случае термин неподходящий, ибо происходящее скорее напоминало Божью кару, — были обусловлены средой обитания. Поскольку дело происходило в Бостоне, где пуританские корни сильны особенно, ее клиентам воображалось то, чего они боялись больше всего: полиция, жены, матери. Олицетворение самого Уризена.

Но никому из них не было стыдно так, как самой Наз. В конце концов, она же самая обычная проститутка! Которой пришлось выживать после смерти родителей. Которая продавала свое тело за несколько долларов и спиртное, притуплявшее ей сознание. Только приняв наркотик, она позволила себе признаться, что сделала это не для того, чтобы досадить Моргантхау или выяснить, чем она пичкала ничего не подозревавших клиентов целых девять месяцев, а чтобы наказать саму себя. Чтобы не позволить себе сблизиться с человеком, который смотрел сейчас ей в глаза — смотрел с таким нескрываемым обожанием, будто спрашивал себя и не находил ответа, чем именно он мог заслужить такое счастье…

Она моргнула, силясь сообразить, когда он вошел в комнату. Ведерко со льдом стояло на столе, в бокалах было снова налито. Он даже успел скинуть ботинки. Один из них оказался на кровати и был похож на котенка, поджавшего лапки.

— Тебе холодно? — спросил он.

Она посмотрела вниз и увидела, что продолжает тереть руку в том самом месте, где он держал ее.

— Хочешь, я согрею тебя?

Он прошел через комнату черно-белым пятном и вот уже держал ее за руки, нежно их потирая. В его движениях не было ничего неискреннего, подавляющего или сексуального. Он не месил ее как кусок человеческого теста. Он действительно просто тер ей руки, чтобы согреть, и она, растаяв, прильнула к нему и заглянула в глаза.

— Господи! — хрипло прошептал он. — Какая же ты красивая!

Он смотрел ей в глаза, и она их не отводила, пытаясь понять, чем же он так отличается от остальных. Она впервые обратила внимание, что глаза его были карими и меняли цвет в зависимости от освещения. Темно-коричневый, янтарный, зеленый… Понемногу от каждого. Искорки пурпурного. Голубого и розового. Поразительные глаза! Радужные оболочки вокруг зрачков напоминали калейдоскоп, и в глубине подернутой поволокой черноты вдруг снова мелькала искра. На этот раз золотая — чистая и яркая, как электрический разряд.

Она знала, что это была за искра. Его сущность. То, что делало его не похожим на всех остальных, с кем ей приходилось сталкиваться за все десять лет с момента приезда в Америку. Она светила и манила, влекла за собой…

Даже когда он закрыл глаза и поцеловал ее, она видела эту искру.

Она потянулась к ней рукой, но та оказалась слишком глубоко у него в голове. Ей придется за ней пойти. Ей пришлось раздвинуть края его зрачка, чтобы протиснуться внутрь, но неожиданно там оказалось гораздо просторнее, чем ей представлялось: она развела руки, но до стенок не доставала. Ее ноги парили в воздухе, и вокруг царила кромешная тьма — только впереди горела искра. На мгновение ее вдруг охватила паника, но еще до того, как испугаться, она вдруг неожиданно услышала его голос.