Cassiber 1982-1992 (неофициальная биография) - [4]
Cassiber и нестандартное выступление
Когда Cassiber появился на сцене лиссабонского Gulbenkian Theatre, разговаривая друг с другом и смеясь, и когда через 30 секунд после начала первого сета Хайнер Геббельс остановил музыку и попросил звукоинженеров внести некоторые изменения с пульта, и когда, как только изменения были сделаны, группа начала играть снова с начала первого сета, почти все португальские музыканты в зале посчитали, что это продемонстрировало полный непрофессионализм группы. Я же, наоборот, утверждаю, что непрофессионально было бы, если бы группа продолжала играть с плохим звуком. На самом деле, это было бы не только непрофессионально, но и неуважительно к зрителям. Что же касается того, что музыканты говорят и смеются, когда входят на сцену, то это не более чем часть процесса релаксации — и деритуализации социальных отношений, созданных между музыкантами и публикой.
Скажу в заключение, что музыканты приняли правильное решение. Ничего не делать, ничего не говорить, не пытаться изменить к лучшему то, что могло бы быть лучше — вот что непрофессионально.
Крис Катлер (Chris Cutler)
Пропитанная духом профессионализма, аура группы сдвигается от исключительно музыкальных в более широкие отношения: социальные, экономические и политические, и даже в бытовые детали. Юмору тоже находится своё место.
Хайнер Геббельс (Heiner Goebbles)
Петер Кемпер (Peter Kemper)
Реалистичны только утопии
Cassiber-концепт
В 1982 году, работая музыкальным журналистом и ведущим на радио, Петер Кемпер в первый раз пригласил Cassiber на Alte Oper во Франкфурт.
Начало восьмидесятых в Германии характеризовалось своего рода "гибелью богов" (Gotterdammerung). "Дети Маркса и Кока-Колы" превратились в приземлённых детей компьютера и ядерной эры; критицизм со стороны левых партий частенько поощряет культ потребления; "вожделение бесцельности" доминирует в немецкой молодежной культуре; "неспособность как система" является новым лозунгом современности, заигрывание с апокалипсисом стало модой.
В Англии и Америке панки открытые мусорные баки и начали копаться в отходах общества. В своем арт-журнале New Wave пропагандист NDW[19] Юрген Крамер (Jurgen Kramer) из Гельзенкирхена пишет: "Панк стал огромным провалом. Отлично! Наш мир есть неспособность. Во внешнем мире всё ещё хуже. О'кей! Кого мы воспоём следующим?"
Берлинский арт-коллектив Todliche Doris издевается над собственными прошлыми авангардистскими претензиями в игре слов: "Avon Gard"[20]. Вместо этого он хочет "гениального дилетантизма"… "который может вызвать шок и атаку на так называемый прогресс — слишком старый по своей идее — с ракетами и грохотом." Похоже звучит эстетическая программа берлинской группы Einsturzende Neubauten: "Слушай с болью!"
Но в то же время возникает новый вид критицизма: "Ниспровержение по утверждению". Кредо движения New-Wave в рок-музыке звучало так: "Я хочу быть машиной". Царствование абстракции, искусственности, чистого функционала должно быть подорвано агрессивным напряжением неизбежного: ниспровержение по подтверждению. В начале восьмидесятых годов экологически мотивированное осознание кризиса и все более ощутимая пустота коммуникаций, бесцельность, скука и апатия — отрицательные стороны в чрезмерно стимулированном обществе изобилия — вышли в свет. Одна из первых немецких панк-групп, S.Y.P.H. из Золингена, пела, перефразируя парадокс: "Назад в U-Bahn[21], назад к бетону. Здесь человек — всё ещё человек; брезгливость, брезгливость; природа, природа; я люблю только чистый бетон."
Вскоре в немецкой Новой Волне (NDW) стали возникать ребячество и стилизованная наивность: Маркус Мори (Markus Mori) из Франкфурта-на-Майне в своём дебютном альбоме "Kugelblitze und Raketen" ("Шаровые Молнии и Ракеты") (1982) просит не только Нового Немецкого Счастья, — его раздутый гедонистический девиз NDW "Gib Gas, ich will SpaB!" ("Нажми на газ, хочу кайфовать") представляет более ранний подрывной лозунг "Gefiihl und Harte" ("Эмоции и крутизна") безобидным до тривиальности. Бесконечный цикл противостояния и разоружения продолжается и продолжается.
В то же время альтернативная программа музыкальных рикошетов сформировывает во Франкфурте Cassiber — четыре мультиинструменталиста с опасной звуковой контрабандой из звуколаборатории, в которой энергия панка сливается с импровизацией фри-джаза и более строгих форм классической музыки, — и всё это управляется грубым рок-импульсом; "очарование узнавания" сталкивается со странностями неожиданного. Поскольку в наше время создание полностью новой музыки кажется невозможным, только деконструкция имеющегося материала может обещать инновации.
Сверлящий ухо пение-крик Кристофа Андерса, обломки шума из его гитары и военный ритм, отбиваемый по железу и стали; фортепианные кластеры и инъекции сэмплов Хайнера Геббельса, пытающиеся сдерживать звуковой хаос; мелодичные выкрики саксофона Альфреда Харта; ритмически деструктивные действия и преднамеренная путаница от британского арт-рок-барабанщика Криса Катлера — это и есть Cassiber-концепт, который выглядит как просчитанный взрыв в контексте NDW. Эти четыре мистика используют джаз исключительно в качестве резервуара энергии, а не как стиль исполнения или музыкальный жанр. Альфред Харт: "Когда я в игре, я как бы приоткрываю некую нишу, в которой можно найти редкие звуковые цветы, острые, пронзительные, режущие фигуры… " Неукротимая позиция
