Carus, или Тот, кто дорог своим друзьям - [38]

— Да ты посмотри вокруг — это же день! Обыкновенный дневной свет! — сказал я.

Я уже был сыт этим по горло.

Понедельник, 19 марта.

С., наверное, думала: «Чем скорее он обнажит тело, тем меньше будет стыдиться». Но стыд — единственное чувство, обладающее притягательностью с того момента, как тело перестает быть достаточно лакомой приманкой. И в этом нет ничего удивительного, ведь привлекательность тела так эфемерна. И формы его настолько банальны и привычны, что не способны смутить или взволновать. Дерзость — волнующее впечатление — подразумевает стыд, который и сам являет ни на чем не основанное впечатление; нагота не есть такое уж искусственное состояние, притом что оно и не совсем естественно (по крайней мере, для рода человеческого, издревле проявлявшего интерес к перьям, надрезам на коже, росписям, стоячему положению, татуировкам и пестрым тряпкам).

Вторник, 20 марта. Обедал с Рекруа. Потом мы пошли на улицу Бак. А. не работал. Сознался, что весь день читал любимые партитуры. Р. настойчиво убеждал его взяться за работу, вернуться к сотрудничеству с Отто фон Б., забыть навсегда о ложных ценностях и о смерти.

Он должен избавиться от черных мыслей, от мрачных химер. Абстрагироваться от них, отбросить их от себя.

Но А. явно шел на поправку. И я не понимал ритуальных заклинаний Р. Находил все это скверной, затянувшейся и вредной комедией.

Р. решил проводить меня до дому. По пути мы беседовали о «прошлогоднем снеге», о депрессии А., о смерти X., о молчании П. На набережной Малакэ я поспешил с ним распрощаться.

— Нынче последний день зимы, — сказал я, словно это могло послужить мне извинением.

Глава IV

Среда, 21 марта.

Впервые я увидел С. на вернисаже Луи-Эдуара, на Университетской улице. Стояло лето. Несмотря на дневное время, галерею освещали яркие лампы.

На ней было длинное легкое платье серого цвета, с длинными узкими рукавами и небольшим вырезом, мягко обрисовывающее ее фигуру. На ногах высокие серые сапоги, которые мне не понравились. Волосы, туго стянутые в пучок, на шее скромная нитка жемчуга, — словом, ничто, кроме вызывающей сдержанности и не менее вызывающей холодности, не отличало ее от окружающих женщин. (Впрочем, я забыл гладкую кожу и яркие краски молодости, а также апломб, идущий от сознания своей красоты.) Когда я вошел, она отвела взгляд. Заставила себя отвлечься от выставленных картин, которые притягивали ее и вызывали гнев. У нее были длинные нервные руки с замечательно гибкими пальцами. Мне помнится, она оказала любезность двум пожилым дамам, которым не удавалось подойти к буфету с закусками, — принесла им вина и сэндвичи с мясом. В тот момент, когда мы уже собирались уходить, Сюзанна, Карл и А. (А. был тогда с нами) предложили ей выпить. Но она с улыбкой отказалась, сославшись на усталость и при этом взглянув на меня. Я тоже отклонил их предложение. И мы с ней вышли вместе.

Средопостье. Улица Жардине. Т. Э. Уинслидейл и Коэн уже пришли.

Я заговорил про С., про X. Рекруа глупо сострил, что невозможно всерьез заводить длительные связи с людьми, которые умирают.

— Длительная связь — парадокс, эти слова противоречат друг другу, — сказал Уинслидейл.

— Не интересуйтесь никем, кроме мертвых, — воскликнул Коэн, — мертвых настолько прочно, что мертв и их язык, и ничто живое не дышит ими, ни одно личное воспоминание о них невозможно; они настолько далеки, что стали абстракцией, которая, если можно так выразиться, мертвее смерти! Ох уж все эти покойные языки, которыми так восхищается Бож!.. И бросьте вы свое издательство, станьте просто эрудитом!

Я сообщил ему, что не смогу жить на ренту, поскольку у меня ее нет. О чем я искренне сожалею. И добавил, что он должен знать — или, по крайней мере, помнить — на собственном примере, как ненавидят в университетах чисто теоретические, абсолютно бесполезные изыскания.

Пятница, 23 марта.

Воспоминание о вернисаже Луи-Эдуара вернулось сегодня ночью.

Посетители, сбившиеся в густую толпу, занимались лишь тем, что передразнивали друг друга и завязывали смертельные ссоры. Осы, прилипшие к истекающей сахаром ловушке в жгучем полуденном зное…

Суббота, 24 марта. Зашел на улицу Бак.

Он сказал мне, что вода точит камень.

— Я уже не помню, — сказал он, — что такое приятный сюрприз, удачный сюрприз. Получить сюрприз. Для этого нужно желание и чтобы другой человек увидел желанный предмет. Но нужно, чтобы он забыл о том, что жаждал получить его, и чтобы появление этого предмета застало его врасплох. Одновременно нужно, чтобы он сохранил в памяти какое-то подобие надежды, чтобы он все еще продолжал его желать; нужно, чтобы этот предмет был доступен, чтобы он дерзнул к нему приблизиться и завладеть им… Но нужно, чтобы обладание этим предметом подтвердило надежду, которую он питал, мечтая о нем, чтобы радость обладания слилась с радостью утоления этой надежды. Невыполнимая задача.

Воскресенье, 25 марта. Провел день в одиночестве.

Мои друзья старели, а я грезил о женщине, которой больше не было в живых.

Понедельник, 26 марта.

Начались сильные холода. Ко мне зашел Йерр. Глэдис чувствовала себя хорошо, она донашивала