Царство железных слез - [70]

И тогда Бранко сшиб его с разбега – плечом, отбросил в сторону, хотя и сам свалился между обугленными костями и черепами. Воян качнулся, но не упал, и в тот же миг враги обсели его, словно псы – согбенные, маленькие, будто карлики, но быстрые и ловкие, прыгающие на согнутых ногах.

Раскачиваясь, Воян встал покрепче, ударил слева – распорол бы противнику живот, будь его меч целым, а так лишь задел слегка, уклонившись от размашистого удара, и ткнул изо всех сил. Сломанным клинком, будто ножом, достал снизу, прямо в защищенное кафтаном тело другого хунгура. Противник вскрикнул, замахнулся саблей, но не попал, скорчился, и тогда володарь отдернул руку и, описав короткую дугу над правым плечом, ударил того с размаху в голову. Сильно, коротко. Сломанный меч прорезал волчий мех колпака, разрубил голову, струя крови выплеснулась на беленый лоб. Похоже, проломил череп, потому что хунгур вдруг обмяк и упал – скорее подобно псу или коту, мягко, не так, как падает срубленный дуб.

Больше Воян не сумел сделать ничего. Достали его саблями. Почувствовал он удар в спину, потом по затылку – залился кровью. Споткнулся, рубанул в руку еще одного хунгура, наконец пал, получив по левой руке топориком, тот прорезал его ватный кафтан, оставил после себя шрам. Потом сабля ударила его в плечо и по макушке. Он не издал ни звука, но меч не выпустил.

– Оте-е-ец! – крикнул Юношич.

И бросился на Югуна.

Шансов у него было немного. Представлял себе, как бьет головой ненавистного хунгура, как валит его, взгромождается на грудь, руками хватает врага за глотку.

Ничего не вышло! Югун принял удар, развернувшись боком. Склоненный, успел достать рукоятью нагайки голову парня. Юношич даже не вскрикнул, мир вдруг взорвался болью, парень пал на колени, чувствуя, как острые кости ранят его ноги, пробивая шерстяные портки. А потом кто-то выкрутил ему руки, сильно, до боли.

– Держите его! – крикнул Югун – Потом посчитаемся!

Кто-то позади Юношича не реагировал на раны. Парень ударил его головой в лицо, отчаянно дергаясь – ничего не добился. Увидел Бранко, потом, краем глаза, кривые, будто когти, пальцы, которыми вцеплялись ему в плечи, и понял, что его держит манкурт. Безвольный и бездушный, словно лесной идол, оживленный магией древних богов.

– Принесите саван крови! – орал Югун. – С благословения Неба и Земли, будем возносить молитву Таальтосу!

Юношич не верил, что все это происходит на самом деле. Был словно во сне: окровавленный, ошеломленный, побитый. Сломленный. И уже – через какую-то минуту – мертвый. Как отец.

Смотрел, как двое хунгуров приносят коврик, вышитый окровавленными черепами, щерящими волчьи

клыки. Другие склоняются над еще живым отцом, связывают ему руки ремнями за спиной, переносят Вояна на развернутый саван, бросают, словно пса, и заворачивают в продолговатый, шевелящийся, дергающийся сверток. Несут его сквозь перепуганную толпу лендичей, бросают на землю перед ними.

– Таальтос! Таальтос! – взгляд Югуна был направлен на восток. – Прости! Дай нам милость Неба и Земли, сойди к нам из замирья! Молю тебя! Прости! Дай нам силу, чтобы наши клинки погрузились в грудь врагов! Тебе даем, тебя слушаем!

Юношич дергался, кричал, выл, видя, как половина хунгуров садится на лошадей, как целый табун летит галопом, топча, один за другим, толстый саван смерти с завернутым внутри отцом. Как первые лохматые коньки скачут, мнут, спотыкаются о тело отца, бьют его копытами и – наконец – давят конвульсивно дергающийся сверток.

Видел, как вся орда разворачивается, как топчет отца во второй раз – топчет то, что уже нельзя было бы назвать человеком. Хунгуры воют, свистят, машут нагайками. А потом – пинают и бьют нагайками по савану, хотя тот уже не шевелится, не дергается. Никак им не угрожает.

Крик, свист дудок, топот копыт вставал под небеса.

– Он принял жертву! – кричал Югун. – Я видел двух белых птиц, что взлетели с дерева. Проклятие разбито! Радуйтесь!

И вдруг, прежде чем хунгур успел заняться Юношичем, Тормас вскрикнул, задергался, опершись на миг о плечо Бранко. А потом – захрипел, разрывая халат на груди, и повалился навзничь. На губах его появилась пена, словно опровергая слова Югуна.

– Багадыр! – крикнул Бранко и замахал руками. – Багадыр! Коня! Сюда все! Ох, несчастье!

– Отец! – орал Джочи. – Отец!

Все кинулись к Тормасу, началась сутолока, вопли, плач. Жены принялись царапать ногтями до крови белые лица, трясти головой, шаман крутил трещотку, словно хотел отогнать приближающуюся смерть.

И тогда кто-то сел рядом с Юношичем. Дал знак манкурту.

– Отпусти его! Или получишь кнута.

Худощавая рука ухватила парня за плечо, указала на окровавленный саван, подтолкнула легонько в ту сторону.

– Бери тело, пока они все заняты! Быстро!

Это была Коорта! Как? Почему? Зачем? Подталкивала его, пока он не оказался рядом с окровавленным ковром; не дала ему тот развернуть – сама ухватилась за один конец, он – за другой, но оттянуть его они не сумели, даже вдвоем.

– Иди сюда! – крикнула она манкурту. – Неси, пес!

И бедный дрегович, чей разум исчез под шапкой из верблюжьей шерсти, перехватил коврик посредине, понес его за ними. Никто им не мешал – лендичи убегали в поля и в село, хунгуры же не оглядывались. А они втроем бежали, задыхаясь под тяжестью, у Юношича все руки были в крови, красная жидкость капала в грязь, кропила их след – как убегающих воров. А когда они, наконец, добрались до хаты и положили ковер на пол, Юношич встал и молча указал им двоим на дверь.