«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1 - [27]

Тогда, в самом начале кровавого правления большевиков, всё это, конечно, казалось невиданным варварством и вероломством. «В летописях уголовных преступлений, – писал Р. Вильтон, – не встречается другого такого преступления, в котором бы авторы его употребили столько уловок и столько предусмотрительности, чтобы уничтожить все улики своего злодеяния или навести следователя на ложный след, как в избиении Семьи Романовых. В этом деле они:

1) придумали и выпустили ложное объявление народу;

2) уничтожили тела своих жертв:

3) организовали “похороны”;

4) устроили и инспирировали ложный суд над мнимыми убийцами».

То же и с Алапаевскими мучениками

Точно такую же мистификацию и безпредельный цинизм увидел Н.А. Соколов и в Алапаевском убийстве.

К делу была приобщена телеграмма, отправленная пермскими большевиками екатеринбургскому начальству: «18 июля утром два часа банда неизвестных вооруженных людей напала Напольную школу где помещались Великие Князья. Во время перестрелки один бандит убит и видимо есть раненые. Князьям с прислугой удалось бежать в неизвестном направлении. Когда прибыл отряд красноармейцев бандиты бежали по направлению к лесу… розыски продолжаются».

При осмотре извлеченных из шахты тел Алапаевских Мучеников были обнаружены клочки бумаги – в крови и земле – расписки о конфискации у них перед убийством денег.

Почерк был один – тот, принадлежность которого вскрыл в своем апрельском докладе 1919 г. Верховному Правителю М.К. Дитерихс: «…Вполне обрисовывается, что руководительство этим злодеянием исходило не из русского ума, не из русской среды».

Однако гораздо сложнее обстояло дело со «своими» – теми кто, казалось бы, были по одну сторону фронта.

Сами Алапаевские узники прекрасно сознавали свое положение. Приобщенная к делу телеграмма Князя Константина Константиновича в Петроград Ухтомскому от 21 июня 1918 г. кончается выразительными словами: «Не пишите!»

Своей въедливостью и честностью Н.А. Соколов сломал игру не только большевикам, революционерам всех мастей и либералам, но, как оказалось, и «союзникам»…

«…Далеко не все, – передавал свои наблюдения в мемуарах В.П. Аничков – относились к Соколову так, как Колчак и Дитерихс. Этому отношению мешала боязнь прослыть монархистом. […] Соколов частенько жаловался на недостаточно внимательное отношение к делу со стороны министра юстиции Омского правительства и на частый недостаток средств для ведения дела».

В своей книге генерал М.К. Дитерихс описывает один из эпизодов, раскрывающих суть дела:

«В начале февраля 1919 года покойный Верховный Правитель Адмирал Колчак имел определенное намерение опубликовать официально о всех убийствах Членов Дома Романовых, совершенных большевиками на Урале летом 1918 года. Это сообщение, нося совершенно объективный характер и констатируя только факт происшедших злодеяний, должно было быть выпущенным как акт Правительства, для ознакомления которого с делом судебным следователем Соколовым по приказанию министра юстиции Старынкевича была составлена краткая сводка документальных данных, с упоминанием в ней только для членов Правительства таких материалов, которые по нашим законам до окончания следствия ни в коем случае опубликованию не подлежали. Такого рода справки для генерал-прокуроров (каковым является министр юстиции) в течение самого следственного производства законом установлены.

К сожалению, некоторые из лиц тогдашних высших сфер Омска, ослепленные узкой партийной борьбой между собой, решили использовать намерение адмирала Колчака для своих целей. Управлявший в то время делами Совета Министров Тельберг без ведома министра юстиции взял из ящика его письменного стола приготовленную Соколовым секретную справку и передал ее в редакцию газеты “Заря”, которая на следующее же утро поместила ее полностью на страницах газеты. Верховный Правитель приказал немедленно конфисковать еще не успевшие разойтись в розничной продаже номера; но дело было сорвано, шум поднялся невероятный, и адмирал Колчак был вынужден отказаться от идеи “официального правительственного сообщения”».

Р. Вильтон дополняет и уточняет сообщенное генералом: «После назначения, по настоянию Колчака, Соколова, заговорщики омского Министерства “юстиции” стали более задорны. В марте 1919 года эсеровская газета “Заря” напечатала сущность того, что заключалось в деле и, между прочим, весьма секретный рапорт Соколова о предшествовавшем следствии.

Адмирал Колчак был возмущен и навел справку. Выяснилось, что эту “нескромность” учинили трое официальных лиц: Старынкевич, Тельберг и Новиков, редактор “Зари”. Новиков был прокурором Сената в Омске; Тельберг был преемником Старынкевича на посту министра юстиции и впоследствии обнародовал протоколы дела в Америке.

Сообщение “Зари”, понятно, дало возможность виновным с полным удобством принять “предосторожности” – упразднить неудобных свидетелей и т. п.

Никогда судебный следователь не бывал ещё жертвой такой циничной измены со стороны своих начальников».

По существу, замечает Вильтон, «это был клич большевикам: спасайся, кто может! Но это было и натравливание, направленное на Соколова: во всеуслышание было объявлено и имя этого человека и его планы».