Царский угодник. Распутин - [25]

   — За что он эту пакость любит? Сладка уж больно! Так сладка и так липка, что помажь палец, приложи к носу — приклеится. Не оторвать, вот как приклеится — мёртво берёт. Йй-эх! Интересно, а что за сюрпризец приготовила госпожа Лебедева? — Он поднял бутылку со «слезами». — «Слёзы Христа» — это не вино — варенье! Если не запить — сдохнуть можно! — Он снова налил себе мадеры, похвалил: — А это — да, это вино. Совсем другое дело.

Сюрприз госпожи Лебедевой был необычен — в квартире Распутина появились два дюжих молодца с рыжими усами и бритыми затылками, наряженные в одинаковые костюмы, с одинаковыми шляпами, очень похожие друг на друга.

   — Вы что, братья-близнецы? — спросил Распутин.

   — Никак-с нет-с, — ответил один из молодцов, старший, — ростом он был на несколько сантиметров выше своего напарника.

Госпожа Лебедева, которой не понравилось пришибленное, угнетённое состояние Распутина — она уже прослышала и про странных нищенок, осаждающих квартиру «старца», — прислала Распутину двух охранников, наняв их в специальном бюро. Охранники владели приёмами бокса, ловкими подсечками, подножками, знали также тайны китайской борьбы, умели хорошо стрелять из револьверов, прыгать и бегать, читать по глазам мысли и угадывать желание хозяина.

   — Спасибо, — растроганно пробормотал Распутин, — вот не ожидал... Действительно сюрпризец! — Он засмеялся тихо, расслабленно, подивился в эту минуту тому, что какой-то час назад его могли допекать разные страхи, по коже бегал мороз, кололся, в душе было пусто, а сейчас состояние совсем иное — возвышенное, будто у ангела, солнечное, лёгкое. И всё благодаря госпоже Лебедевой.

   — И всё-таки, ребята, я откажусь от ваших услуг, — сказал он охранникам.

   — Почему-с? — удивился старший, приподнялся на цыпочках, чтобы быть повыше. Распутин заметил это, усмехнулся, прикрыв рот рукой. — Всё уже оплачено! — сказал старший.

   — Да разве дело в оплате? — высоким резким голосом проговорил Распутин. — Совсем не в этом! Не могу я, чтобы меня охраняли! У меня уже есть охрана, да и народ от меня отрекнётся. Сейчас люди ходят ко мне открыто, а когда вы будете — как станут ходить? — Распутин покачал головой. — А? Ясное дело — будут бояться. Нет, спасибо вам, — Распутин поклонился охранникам. — А госпоже Лебедевой я сейчас позвоню. Прямо при вас!

Он набрал телефон Лебедевой и тихим, в себя, голосом — разговора охранники не слышали, хотя стояли рядом, — объяснил ей, что сюрпризец хоть и хорош, но не может он принять охрану. Минуты две Распутин втолковывал это Лебедевой, потом повесил трубку и сказал охранникам:

— Всё! Ступайте, ребята, по домам. А я, пожалуй, буду собираться. Давно у себя в Покровском не был.

Через полчаса Лапшинская привезла билеты — она купила четыре купе в вагоне второго класса.

Слукавил Распутин либо забыл — у себя на родине, в Покровском, он был не так давно — весной, когда пространство бывает сплошь залито светом, снег блестит так, что глаза краснеют даже у лошадей — у бедных одров текут слёзы и мутнеют зрачки, воздух пахнет мочёными яблоками, льдом и свежими муксунами — сладкой обской рыбой.

Утренний выпуск петербургских «Биржевых ведомостей» тогда сообщил: «27 марта в Тюмень прибыл Григорий Ефимович Распутин. Он снял обычный свой костюм и теперь в шубе на дорогом лисьем меху, в бобровой шапке производит впечатление франта. Тюмень ещё не признает в Распутине ни пророка, ни деятеля, поэтому его приезд не вызывает ни встреч, ни толков.

День 27 марта Распутин провёл у своего приятеля господина Стряпчих, ездил по магазинам, больше по гастрономическим. Не обошлось и без поклонниц... Затюменские обыватели могли в доме Стряпчих видеть его пьющим чай на диване между двух барынек, из которых одна — пышная брюнетка со жгучими глазами, а другая — более пожилая, но не утратившая ещё следов былой красоты.

Утром рано по холодку 28 марта Григорий Ефимович на своих лошадках поехал в село Покровское, где он проведёт Пасхальную неделю.

Не обошлось и без просителей и посылки Распутиным телеграмм на имя важных чиновников».

Тюмень Распутин любил больше, чем Тобольск, хотя губернское начальство обреталось в Тобольске. Тюмень была богаче, вольнее, шумнее, расхристаннее чопорного, застёгнутого на все пуговицы губернского Тобольска, и Распутин, если не было дел, в Тобольске не останавливался — душа не лежала, а вот в Тюмени мог жить сколько угодно.

Один из тюменских знакомых «старца» не расставался с запиской, которую хранил при себе, как самый дорогой документ, — записка была ему дороже паспортной книжки. Состояла она всего из двух слов «Выслушай ево» и подписи «Распутин». Знакомый широко пользовался запиской, и не было людей, которые бы отказали ему, — брал всё подряд: от икры и свежей пеляди до мануфактуры и леденцов-монпансье в огромных жестяных банках, устраивал знакомым продвижение по службе, а в соборе стоял в первом ряду вместе с предводителем тюменского дворянства и городским головой.

После мартовской Тюмени Распутин поехал в Крым — и снова газеты дали о нём репортажи, снова шустрые корреспонденты скакали по всей Ялте, будто блохи, стараясь не упустить «старца». Корреспондент «Ялтинского вестника», патриот своего города, особо отметил, что Распутин занимал просторный светлый номер с видом на море. В открытое окно залетал вкусный ветер с запахами недалёкого ресторана, жареной баранины и морской соли, были слышны крики чаек, очень похожие на детские, — весной чайки всегда кричат как обиженные дети.