Царский каприз - [32]

— Что такое? О чем речь?

— До меня стороной дошли слухи, что вы возобновили некоторые из своих прежних интимных знакомств.

— Я понимаю, на что вы намекаете. Это…

— Подождите, дайте мне кончить!.. Если вы разом поняли, о чем и о ком я веду речь, тем лучше для нас обоих… Легче устранить то, что устранить обязательно!

— Вы говорите о Кате Шишкиной?..

— Я не знаю, как зовут ее, и не хочу знать это! Равным образом я не хочу входить в то, где и у кого вы бываете, но требую — слышите ли? — требую, чтобы вы не показывались с подобными женщинами открыто в тех местах, где вы бываете со мной! Требовать это мое право, и я не поступлюсь им!..

— Вам налгали… я нигде не был с Катей…

— Еще раз увольте меня от подробных имен ваших любовниц, и раз вы так дорожите честью, чтобы для ее спасения брать из дома последнее, то подорожите ею и настолько, чтобы, уходя с головою в грязь, не брызгать этой грязью в лицо своей жены!..

— Это уже на угрозу или на приказ похоже? — проговорил князь.

— Нет, это — не приказ, а только требование, требование справедливое и бесповоротное. Теперь, переходя не к угрозам, конечно, а только к предупреждениям, я заявляю вам, что в первый раз, когда вам вздумается публично показаться со своей любовницей в обществе и открыто подать руку одной из тех продажных женщин, общество которых вам так свойственно и так близко, — я немедленно оставлю ваш дом и никогда более не вернусь в него.

— Положим, вы не посмеете сделать это! — вызывающим голосом ответил князь.

— Я? Не посмею? Как же вы мало знаете меня!

— Я этапом верну вас под семейный кров.

— Ваш дом уже перестанет быть для меня семейным кровом!

— И все-таки закон будет на моей стороне, и вас вернут ко мне силой!

— Мертвую, быть может, а живую — никогда!

— Посмотрим! — как вызов бросил жене Несвицкий и вышел из комнаты.

Софья Карловна посмотрела ему вслед, и ее красивое лицо исказилось горькой усмешкой.

— Боже мой… Боже мой!.. Что я с собой сделала? — тихо, со стоном проговорила она, закрывая лицо руками. — За что я так бесповоротно погубила себя?!

А тем временем Несвицкий, уложив в маленький чемоданчик взятые у жены футляры и захватив туда же смену белья и необходимые туалетные принадлежности, уже мчался в город, где его нетерпеливо ждала одна из модных тогдашних Фрин, известная чуть ли не всей гвардии под именем Кати Шишкиной.

Биография Кати Шишкиной, по шутливому выражению Борегара, терялась во мраке веков; никто не знал, откуда она пришла и под чьим патронатом впервые появилась на скользких ступенях столичного полусвета, и только знаменитый остряк Булгаков уверял, что при взгляде на Катю он смутно припоминает какую-то далекую прачечную, плеск мыльной воды, грязное корыто и слышит чью-то нескончаемую, «вычурную» брань.

Сама Катя — более наглая, нежели умная, более смелая, нежели красивая — уже не первый год вращалась в гвардейских кружках, когда Несвицкий познакомился с нею и разом отбил ее у какого-то вконец проигравшегося ремонтера. Последний и ее чуть ли не с последней лошадью поставил на карту, и Несвицкий, который в этот вечер чуть ли не в первый раз взял в руки карты и которому повезло, как обыкновенно везет всем новичкам, торжествуя, увез с собой на квартиру Катю, развязно объявившую разоренному ремонтеру, что ей «гольтены» не нужно и что молоденький офицерик и моложе, и красивее, и, главное — богаче его.

Последний аргумент был, конечно, сильнее и неопровержимее всех остальных, и Катя, вытянув из Несвицкого все, что было можно (на это ей понадобилось не особенно много времени), бросила и его для какого-то, как раз вовремя подвернувшегося, купца, но лишь для того, чтобы опять вернуться к Несвицкому, как только у этого заведутся деньги.

С тех пор так и пошло: курс князя падал и возвышался, и вместе с этими биржевыми рывками Катя беззастенчиво приходила и уходила, как-то фаталистически овладевая Несвицким по первому брошенному ему слову, по первому мановению руки.

Предел этому непостижимому владычеству присяжной гетеры над бесхарактерным гвардейцем был положен только женитьбой князя и тем престижем и блеском, каким была окружена его свадьба. Все поняли, что с той могущественной поддержкой, которой была окружена молодая жена бесхарактерного князя, даже смелая и наглая Катя бороться не решится, и все были несказанно удивлены, когда, спустя два месяца после свадьбы, Несвицкого можно было не только опять встретить в своеобразном «салоне» модной Фрины, но даже и под руку с нею увидеть на шумном и людном гулянье.

Катя первая смеялась над своим вернувшимся поклонником, называла ею «блудным сыном» и грозила при непослушании отправить его обратно «в закон», как она тривиально называла его семейный очаг.

Через три часа после разговора с женой Несвицкий уже был в Петербурге, в пестро, но безвкусно убранной квартире Кати на Большой Мещанской и, лежа на диване, перебрасывался с нею более или менее откровенными фразами.

— Деньгами-то раздобылся, что ли? — спросила она, сидя перед зеркалом, при помощи румян и склянки с мутной беловатой жидкостью «наводя красоту», как сама она бесцеремонно выражалась, не скрывая своих рисовальных способностей перед своими многочисленными и частенько переменявшимися поклонниками. — Ведь ты сегодня проигрыш-то вчерашний уплатить обещался? Тут уже, брат, не отлынешь! Мой Мейер свое дело круто знает, его на кривой не объедешь!