Царский изгнанник (Князья Голицыны) - [25]
— Я! Стою за Голицына? — прервал Щегловитов. — Кто это выдумал и кто поверит этому? Я присягал царю Ивану и царевне...
— Ты присягал также царю Петру Алексеевичу.
— Правда! Но тем я присягнул прежде, и когда между братьями начался разлад, мне не было причины перейти от старшего к младшему: царю Ивану и царевне я обязан всем, а этот... морит меня голодом... вот, князь Михаил Никитич, прочти ответы мои: в них всё объяснено.
Князь Львов начал вслух читать ответы, одобрительно качая головой до тех пор, пока не дошло дело до участия, принимаемого в заговоре царевной. Тут он остановился и сказал Щегловитову:
— Вот, Фёдор Леонтьевич, до сих пор всё хорошо и правдиво, а тут ты покривил душой, сам посуди: может ли царь Пётр Алексеевич поверить, что царевна ничего не знала о твоих намерениях и что ты готовил ей несподзянку?
Брага, смешавшаяся в отощалом желудке Щегловитова с винами, мёдом и наливками, начинала действовать: голова его отуманилась и отяжелела.
— Верь не верь, — сказал он, — а я хоть сейчас присягну, что сам не знаю, чего хотела царевна: нынче одно, завтра другое... Я всегда скажу и должен сказать: действовал сам по себе, без её приказаний... не веришь, князь? — как хочешь, а я правду говорю...
Щегловитов выпил ещё полстакана вишнёвки.
— Ну-с, — продолжал он... — славная наливка... я говорил, что не разберёшь, чего желала царевна; положим, она и желала чтоб мне удалось, чтоб были прошения от народа и чтоб манифест был... ты смотри, князь, никому не говори, что она желала... я и сам не говорю этого... так что ж? Мне выдавать её Петру?.. За доверие её мне заплатить изменой?.. Да на что она ему?.. Не казнить же её: не голодом морить!..
— Да вот ты так говоришь, Фёдор Леонтьевич, а друг твой, твой благодетель, говорит совсем другое...
— Какой благодетель?
— Да князь Василий Васильевич, он сказал царю, что без приказания правительницы ты бы никогда не отважился на такое дело.
— Я знаю, что... эта лисица ненавидит царевну; но чтоб она была способна выдать её, — это уже слишком низко, это невозможно!
— Эх, брат Фёдор Леонтьевич, — плохо знаешь ты после этого людей, сам говоришь лисица, а не способна, говоришь; да на что лисица не способна?.. Что это ты всё один пьёшь? Поднеси и мне стаканчик.
— Извини, князь, за бесчинное обращение, — сказал Щегловитов, подавая своему собеседнику стакан вишнёвки, — может быть, завтра опять голодать придётся, так я запасаюсь.
— Завтра голодать не придётся тебе, Фёдор Леонтьевич, а видишь ли, я говорю тебе не как начальник Судного приказа, а как старый приятель, скажи всю правду царю Петру, и он пощадит тебя, твоя голова не нужна ему.
— И мне не нужна голова моя, кабы мне её отрубили третьего дня, поверь, для меня лучше бы было... мне только и житья, что теперь, пока пью наливку, жизнь мою они отравили, совсем разбили. Если я жив останусь, осрамлюсь перед ней. Я сказал ей: иду на плаху, как же мне вернуться живым!.. Однако ж я говорю что-то не то... Читай остальные ответы, князь Михаил Никитич.
Дойдя до последнего лаконичного ответа: «Никакого», князь Львов опять обратился к Щегловитову:
— Вот и этому трудно поверить, Фёдор Леонтьевич: как ни старается князь Василий Васильевич впутывать других, чтоб выпутаться самому, а что-то невероятно, чтоб он не знал о вашем заговоре. Что ж он за первый министр, если у него под носом могут твориться такие дела и он ничего не знает о них?.. Ты скажешь, он был болен... Нет, брат, он ловок, он и захворать кстати умеет. Недаром он отстаивает тебя и выдаёт царевну, значит, надеется на твою благодарность, надеется, что и ты не выдашь его... Оно так и вышло...
— Отстаивает меня и губит царевну? И ты называешь его моим благодетелем!.. Если б только было у меня малейшее сомнение... если б только я мог думать, что он знал о нашем предприятии и прикидывался... то я бы доказал этому благодетелю!..
— Малейшее сомнение! — прервал князь Львов. — Если б ты мог думать!.. Да разве ты не слыхал, как он поощрял царевну короноваться, как он предлагал ей разделить с ней престол? Об этом вся Москва говорит.
— Это... я действительно слышал, — слышал своими ушами... но царевна не соглашалась...
— Так и можешь написать: царевна не соглашалась, а он, мол, предлагал... Тогда царевна спасена; тогда царевна уже не будет думать, что ты заодно со своим покровителем погубил её... впрочем, делай как знаешь: ответы твои, пожалуй, и так хороши, только подпиши их.
— Да как же переменить последний ответ, если он тебе не нравится, князь? Поправок делать не велено.
— Во-первых, я не сказал, что он мне не нравится, Фёдор Леонтьевич; а во-вторых, тут и без поправок обошлось бы дело: только приписать бы несколько строчек... жаль, что так поздно, мне спать пора, завтра рано вставать, а то я бы помог тебе, пожалуй...
— Пожалуйста, помоги, князь, напиши начерно, а я перепишу...
— Да нет же, Фёдор Леонтьевич, я говорю тебе, ответы и так хороши: что за беда, что царь Пётр Алексеевич поссорится с царевной? Брат и сестра: нынче поссорятся, завтра помирятся.
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Роман популярного беллетриста конца XIX — начала ХХ в. Льва Жданова посвящён эпохе царствования Петра Великого. Вместе с героями этого произведения (а в их числе многие исторические лица — князь Гагарин, наместник Сибири, Пётр I и его супруга Екатерина I, царевич Алексей, светлейший князь Александр Меншиков) читатель сможет окунуться в захватывающий и трагический водоворот событий, происходящих в первой четверти XVIII столетия.
Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.
Исторические романы Льва Жданова (1864 — 1951) — популярные до революции и ещё недавно неизвестные нам — снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображён узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом — более утончённые игры двора юного цесаревича Александра Павловича, — но едины по сути — не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и — страной.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».