Царский изгнанник (Князья Голицыны) - [123]
— А ещё лучше, — продолжал Педрилло, — если б, заметив пропажу книг, ты тут же бы попросил Лавуазье купить новые, вся история замялась бы сама собой; Дюбуа и не заметил бы подмены.
— Кто бы мог украсть эти книги? Кого ты подозреваешь? — спросил Расин.
— Решительно не знаю кого и подозревать: разве Лемуана, — этого курносого, что на третьей скамейке сидит... На прошлой неделе он продал мне за два луидора книгу Николя, уверив меня, что это очень редкая книга и что она строго запрещена цензурой; а вчера я узнал, что эту редкость можно в любой книжной лавке за три ливра купить, да и того она не стоит: прескучная книжонка... Или, может быть, Ремон вытащил... Я вам не говорил ещё, какую он со мной сыграл штуку. Недели три тому назад у меня разорвались синие брюки и остались одни чёрные... Признаюсь тебе в моём малодушии, Расин. Мне стало совестно ходить в ваш дом в одних и тех же брюках, да ещё и в чёрных. А у Ремона были новые, полосатые. Вот я и попросил его одолжить мне их на один вечер. Я думал, что такие услуги оказываются между товарищами. Но он мне отвечал, что для меня готов сделать всё в мире, но что одолжать свои брюки не в его правилах.
— Коль хочешь, — сказал он, — так купи их у меня или променяй на что-нибудь, и тогда они будут в полном твоём распоряжении.
На что ж променять их? — спросил я. — Что они стоят?
— Стоят-то они дорого, — отвечал он, — но я, так и быть, уступлю тебе: дай мне шестьдесят ливров и свою бекешку в придачу, и брюки — твои.
— Неужели ты согласился? — спросил Аксиотис.
— Не сразу. Я предлагал ему пять луидоров и, кроме того, в придачу разорванные синие брюки, а бекешки с бобровым воротником, подаренным мне доктором Чальдини, мне было жаль; но, с другой стороны, думал я, нельзя же мне ходить к Расинам всё в одних и тех же брюках. Вот мы и поменялись... «Смотри же, — сказал он мне, — никому не говори об этом, а то будут надо мной смеяться, что я так дёшево уступил тебе такие брюки...» А они — хоть даром отдай их назад: и коротки, и узки мне, насилу напялил и весь вечер просидел как на иголках, того и гляди, что лопнут.
— Что ж ты не возвратишь их ему? — спросил Педрилло.
— Я предлагал на другой же день. Он отвечал, что рад бы, но что бекешу он продал за бесценок, а мои три луидора потерял. И всё врёт ведь. Я наблюдал за ним и заметил, что во время классов он постоянно жуёт что-нибудь, а иногда достаёт из пюпитра какую-то фляжку и.
нагнувшись под пюпитр, пьёт из неё... Так вот видите ли, друзья мои, какие у нас есть товарищи... Конечно, в краже книг я не могу прямо обвинять ни Лемуана, ни Ремона, но если они способны на такие низости, то, мне кажется, они способны и на эту.
— Нет, — сказал Аксиотис, — я не думаю, чтоб это была шутка Лемуана или Ремона.
— Отчего же? — спросил Педрилло. — Если, пользуясь неопытностью Голицына, они могли так бесстыдно надуть его, то нет ничего невозможного...
— Оттого, — отвечал Аксиотис, прерывая Педрилло, — что Лемуан и Ремон — мелкие, дрянненькие воришки, покражу книг сделал отъявленный, опытный, дерзкий вор.
— Уф, какие эти греки! — сказал Педрилло, смеясь и удивлёнными глазами косясь на Аксиотиса. — Всё сразу смекают и всё сразу решают... На кого ж пало твоё подозрение, о достойнейший из потомков непогрешимейшего из Аристидов?
— Ни на кого. Да хоть бы у меня и было какое-нибудь подозрение, то ведь я не мальчик, чтоб обвинять без доказательств. Мне восемнадцатый год, а по летосчислению аббата Ренодо уж двадцать минуло. Он мне за всякий урок по греческому, вместо того чтоб прибавлять баллы, прибавляет по году. Скоро я до тридцати лет дойду.
— Больше всего меня в этой истории беспокоит то, что и аббат, и Арно могут подумать, что я в самом деле продал эти книги букинисту и что полученные за них деньги истратил на вздоры, как Ремон. Пожалуй, и твоя матушка, Расин, то же самое подумает.
— Об этом не беспокойся, — сказал Аксиотис, — ни аббату, ни Арно и в голову не придёт подозревать тебя, а госпоже Расин и подавно. Расин расскажет своей матери всю историю.
— Да что мне рассказывать? — сказал Расин. — Я ровно ничего не знаю, кроме того, что у Голицына украли книги.
— Даже не книги украли, — возразил Миша, — а вытащили из моего пюпитра заготовленные расписочки.
— Как так?
Миша рассказал историю о билетиках.
— И ты не заметил, — спросил Расин, — разом ли вытащили все расписки или они пропадали постепенно?
— Кто их знает: третьего дня пачка ещё лежала в тетради, в которую я спрятал её; но все ли расписки были целы или недоставало иных, — этого я не заметил; я не считал их.
— По моему мнению, — сказал Педрилло, — тебе стоит сказать одно слово Лавуазье, и он поправит всё дело: попроси у него десять-пятнадцать луидоров до приезда моего... дяди... а я, как скоро получу от дяди мои сорок два луидора, дам тебе, сколько хочешь, и ты расплатишься с банкиром, или пусть он зачтёт твой заем за полтора месяца вперёд. Но главное, не теряй времени: купи новые книги, отдай их сорбоннскому переплётчику и объяви Дюбуа, пока он ещё не передал этой истории инспектору, что пропавшие книги отыскались.
Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Роман популярного беллетриста конца XIX — начала ХХ в. Льва Жданова посвящён эпохе царствования Петра Великого. Вместе с героями этого произведения (а в их числе многие исторические лица — князь Гагарин, наместник Сибири, Пётр I и его супруга Екатерина I, царевич Алексей, светлейший князь Александр Меншиков) читатель сможет окунуться в захватывающий и трагический водоворот событий, происходящих в первой четверти XVIII столетия.
Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.
Исторические романы Льва Жданова (1864 — 1951) — популярные до революции и ещё недавно неизвестные нам — снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображён узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом — более утончённые игры двора юного цесаревича Александра Павловича, — но едины по сути — не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и — страной.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».