Царская тень - [11]
Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, твоя мать нередко говорила мне: Стой прямо, как солдат. Не плачь, братик, ты солдат. Она чувствует запах кофе в его дыхании — она сама подавала ему чашку недавно. Он наклоняется еще ближе к ней. Ты бы заботилась о Тесфайе, как твоя мать заботилась обо мне. Я бы заботился о тебе, как мой отец заботился о твоей матери.
Он выпрямляется и откашливается. Два года. Тесфайе. Потом он замолкает. Они прислушиваются.
Астер зовет Кидане; и дело не в манере речи, а в голосе — сердитом и жалобном, взволнованном и настойчивом, охрипшем от бесконечных повторов. Этот голос проносится по коридору, проникает в комнату. Он просачивается сквозь дерево, ударяется о стекло. Он лишает звук смысла, оставляет только груз, который повисает над их головами, отягощенный печалью.
Легче не становится, правда, Маленькая? Ты тоже знаешь. Но ты не плачешь? Я не вижу, чтобы ты печалилась, ты только работаешь, иногда слишком много работаешь.
Кидане поднимает голову Хирут под подбородок и целует ее в лоб. Вблизи она видит, как этот голос терзает его по нарастающей: нерв, подергивающийся под глазом, трясущаяся рука, дрожащие губы, которые он прижимает теперь к ее щекам, потом словно в поисках опоры опускается к ее шее. Он дышит, преклонив голову к изгибу ее шеи, он так близко, что ей приходится подаваться назад, и его дыхание увлажняет ее кожу, словно пар. За ними его имя голосом рассерженной женщины. За его плечом карты на стене. А когда она поворачивает голову к двери в поисках пути к бегству, то видит кухарку, пораженную и шокированную: ее рот открывается и закрывается вокруг беззвучного слова. А потом, когда он произносит ее имя, Хирут вынуждена посмотреть на него.
Кухарка откашливается и стучит в дверь.
Что такое? говорит он в удивлении, отпрянув.
Я ничего не могу с ней поделать, говорит кухарка, она быстро произносит слова, стоит с опущенной головой. Она не перестанет звать вас, сегодня один из ее плохих дней.
Кидане соскальзывает со стола и выходит из комнаты, чуть задев кухарку. Когда Хирут встает и снова поворачивается к двери, кухарки уже нет. Она остается одна в кабинете, слышит, как набирают силу и спадают голоса Кидане и Астер, и впервые признает, что некоторые воспоминания следует огораживать другими, что люди, которые достаточно сильны, должны держать других на расстоянии. А когда она возвращается на кухню, чтобы помочь кухарке, первая нить горечи завязывается в ней, едкая, как гниль, такая слабая, что она предпочитает принять ее за отдаленный запах дыма.
Интерлюдия
Хайле Селассие тихо сидит в своем кабинете. Сегодня второе сентября 1935 года, и первые пряди ночи начали проникать в ткань дня. Он сидит на своем любимом стуле, обхватив себя за плечи, перед ним на столе стопка вскрытых телеграмм. Сообщения приходят все в том же духе: Эфиопия на грани конфликта, угрозы Италии становятся все истеричнее. Дождливый сезон закончился, и когда дороги подсохнут, по ним наверняка двинется оккупационная фашистская армия. Что намерен предпринять его величество? Необходимы припасы. Порт Массава заполняется итальянскими кораблями. Войска стягиваются к Асмаре, готовые двинуться к нашим границам.
Хайле Селассие потеет. Высокий потолок давит на него. Пол поднимается. Аддис-Абеба кипит, его народ собирается в церквях. Хайле Селассие должен молиться. Он должен быть со своим Советом. Он должен быть со своей семьей, но император может только одно: податься вперед на своем стуле и кивнуть адъютанту, давая распоряжение развернуть две только что поступившие катушки. Новости старые, но он хочет просмотреть их. Он хочет, чтобы их содержание захватило его. Он хочет сидеть в середине этой сужающейся комнаты и прокладывать путь навстречу войне, наступающей на него со скоростью и мощью локомотива.
Адъютант держит в каждой руке по круглому металлическому контейнеру. В одном по-английски, в другом по-итальянски ваше величество.
Император вперяет в него взгляд: он одет, как ференджи, костюм в тонкую полоску по индивидуальному пошиву. Его тонкие усики выровнены аккуратнейшим образом. Его глаза смотрят пронзительным взглядом человека, который не боится. Император вдруг понимает, что не помнит его имени, но он знает отца этого молодого человека и отца его отца тоже помнит. Он знает, из какой деревни происходит жена адъютанта, знает про тайную любовницу, которую тот содержит в Дэбрэ-Зэйте. И он знает, что во время просмотра молодой человек будет покорным, но при этом будет гореть желанием выйти за дверь и посплетничать.
Какую первой, ваше величество? снова спрашивает адъютант. Одна катушка из «Люче». Он называет итальянскую пропагандистскую новостную службу. Я могу перевести для вас любую.
Он слышит отзвук голоса своего старого наставника, отца Самюэля, цитирующего псалмы: десница Твоя найдет всех ненавидящих Тебя[14]. Ту, которая справа, говорит император. И выключи звук.
В катушках новости последних месяцев. Ни о чем новом они не расскажут: итальянские солдаты плывут к Эритрее. Муссолини заявил о своем праве колонизировать Эфиопию. Солдаты императора — всего лишь фермеры со старыми винтовками. Итальянцы вооружены гораздо лучше. У Италии есть самолеты. У Италии есть согласие Лиги Наций в форме пассивного молчания. Императору все это известно. Но доставка сообщений замедлилась, тогда как события ускорились, и эти последние катушки — все, что есть у него, чтобы представить себе события ближайших дней и недель.
Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.
Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».
Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Охота на самцов» — книга о тайной жизни московской элиты. Главная героиня книги — Рита Миронова. Ее родители круты и невероятно богаты. Она живет в пентхаусе и каждый месяц получает на банковский счет завидную сумму. Чего же не хватает молодой, красивой, обеспеченной девушке? Как ни удивительно, любви!
В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.
В основе книги – подлинная история жизни и борьбы деда Луизы Эрдрич. 1953 год. Томас работает сторожем на заводе недалеко от резервации племен. Как председатель Совета индейцев он пытается остановить принятие нового законопроекта, который уже рассматривают в Конгрессе Соединенных Штатов. Если закон будет принят – племя Черепашьей горы прекратит существование и потеряет свои земли.
Нигде не обживаться. Не оставлять следов. Всегда быть в движении. Вот три правила-кита, которым нужно следовать, чтобы обитать в Новых Дебрях. Агнес всего пять, а она уже угасает. Загрязнение в Городе мешает ей дышать. Беа знает: есть лишь один способ спасти ей жизнь – убраться подальше от зараженного воздуха. Единственный нетронутый клочок земли в стране зовут штатом Новые Дебри. Можно назвать везением, что муж Беа, Глен, – один из ученых, что собирают группу для разведывательной экспедиции. Этот эксперимент должен показать, способен ли человек жить в полном симбиозе с природой.
Роман-лауреат Букеровской премии 2019 года, который разделил победу с «Заветами» Маргарет Этвуд. Полная жизни и бурлящей энергии, эта книга – гимн современной Британии и всем чернокожим женщинам! «Девушка, женщина, иная» – это полифония голосов двенадцати очень разных чернокожих британок, чьи жизни оказываются ближе, чем можно было бы предположить. Их истории переплетаются сквозь годы, перед взором читателя проходит череда их друзей, любовников и родных. Их образы с каждой страницей обретают выпуклость и полноту, делая заметными и важными жизни, о которых мы привыкли не думать. «Еваристо с большой чувствительностью пишет о том, как мы растим своих детей, как строим карьеру, как скорбим и как любим». – Financial Time.
Шорт-лист Букеровской премии 2021 года. Современный роман, который еще десять лет назад был бы невозможен. Есть ли жизнь после интернета? Она – современная женщина. Она живет в Сети. Она рассуждает о политике, религии, толерантности, экологии и не переставая скроллит ленты соцсетей. Но однажды реальность настигает ее, как пушечный залп. Два коротких сообщения от матери, и в одночасье все, что казалось важным, превращается в пыль перед лицом жизни. «Я в совершенном восторге от этой книги. Талант Патриции Локвуд уникален, а это пока что ее самый странный, смешной и трогательный текст». – Салли Руни «Стиль Локвуд не лаконичный, но изобретательный; не манерный, но искусный.