Царица воинов - [11]

- Герои свергают тиранов, - прошептала Зена, - герои же сами становятся тиранами. Иногда сами боги поднимают тиранов из тьмы этого мира, чтобы они свершили великие дела. Александр, сын Зевса, как говорили, был тираном для нас, но и героем тоже. Напиши об этом.

- Ты всегда хочешь показать мне, что под небесами богов есть и мир подземный, я знаю это, но хочу верить не в него, - ответила Габриэль, пытаясь сорвать пожелтевший листок со свисавшей к самому ложу ветки.

Зена встала как тень и обернулась к ней, однако не подошла сразу, а замерла на какое-то время у бассейна, вслушиваясь в шелест ранней ночи. Габриэль же смотрела на неё, всё время ловя такие моменты, ибо с самого дня их встречи была заворожена её притягивающей красотой, и не могла наглядеться. Ей казалось сейчас, что спутница её походит на совершенство, что появлялось иногда в скульптуре мастеров золотого века, когда не нужно движения, ибо вся энергия тела в одном застывшем проявлении тишины. Волосы её всегда привлекали, они сияли своей бесконечной чернотой при любом освещении или были как тень мира, стоило ей повернуться, они лежали сейчас свободно по плечам, спускаясь прядями на грудь, основным потоком же протянувшись на спину, не заплетённые, как бывало во время битв. Она закрыла глаза, охваченная покоем, и в лице её была та древняя красота, что в давние времена являлась сутью женщин их народа, теперь же оказалась почти забыта и воплотилась в ней как память о былом мире, о мире богов.

Габриэль не видела сейчас её глаз, но знала, что они зелены, когда она охвачена страстью, и становятся как озёра зимой в минуты отстранённости. Эту древнюю красоту она любила - её тёмные брови, идеально контрастирующие с прямым носом, создающие властную прямоту, но, вдруг, способные стать тугим луком, играть осторожно, вспомнив восточное лукавство, прекрасно очерченный рот, заметно выдающиеся скулы, подчёркивающие неотвратимость в её глазах, неизбежность судьбы. Некоторые говорили, что, не смотря на красоту, лицо её заставляло мурашки пробежать по спине, будто всё дело было во взгляде, слишком жёстком, пожирающем, проникающем насквозь. Было чему ужаснуться в ней, когда она стояла, охваченная пожаром войны, но Габриэль не видела этого сейчас, не хотела знать об этом, перед ней была та, кого она любила, и ничего между ними.

- Хочешь, я сделаю тебе массаж, чтобы хоть как-то отплатить за твоё служение, за то, что ты сделала сегодня, - сказала Зена, подойдя к ней.

- Это будет достойной наградой, - ответила уже предвкушавшая такое предложение Габриэль. - Сделай со мной что-нибудь, иначе мне не выжить.

Зена сбросила с себя хламиду, оставшись в одной белой повязке вокруг бёдер, она пошла в дом, чтобы взять масло для растирания, а подруга её, повернувшись на бок, продолжала любоваться её телом, не имея в себе сил не смотреть. Тело воительницы всегда было для неё воплощением красоты и берущей за сердце опасности, сильное как металл, гибкое как у зверя, покрытое пёстрым узором татуировки, что была нанесена, как она знала, во время восточного похода. Теперь эти тянущиеся по коже леопарды, змеи и скакуны будоражили воображение памятью о чём-то далёком. Зена вернулась быстро, поставив небольшой сосуд рядом с ложем, брала понемногу и успокаивала девушку движением своих рук, умея сочетать силу с нежностью, через какое-то время Габриэль наполнилась теплом, боль отступила, оставив по себе лишь приятное покалывание. Ночь накатывала волнами, не оставляя сил ни на что, как только отдаться этой тишине и раствориться в ней, поэтому скоро они погасили лампы и устроились в сумраке дальней комнаты, куда не проникала зимняя свежесть. Луна закатывалась, уже не тревожа их течением своего серебра в саду.

Утром мир полностью сменился, обновив одеяния свои, вместо тишины над улицами стоял гул толпы, народное собрание, назначенное ещё вчера, заполнило главную площадь и ступени храма Посейдона. Основные вопросы были уже решены на стихийной народной сходке сразу после овладения городом, теперь же хотели славить героев и приветствовать возвращённых изгнанников. Посланники стояли в воротах дома путниц с раннего утра, чтобы препроводить их на площадь, Габриэль была воодушевлена и советовала Зене одеться соответственно празднику, та же не хотела помпезности, но подчинялась. Они вышли, когда солнце поднялось уже достаточно высоко, Зена всё же облачилась в принесённое ей белое платье, опоясавшись золочёным поясом, Габриэль сделала так же, уложив волосы в две косы по плечам. Они беседовали по дороге, и воительница говорила, оглядывая город:

- Не думала я, что город так сильно пострадал. Смотри, следы пожаров, уже старые, не знаю, сколько лет, и место не расчищено, или дома пустые стоят, жителей нет.

- Что у вас тут случилось? - спросила её подруга, кивая на пустыри, у одного из горожан, что сопровождал их. - Похоже, что это давние следы.

- Наш народ испытал много горя за последнее время, а сил вернуть утраченное не было, - сказал этолиец. - Наши давние войны против ахейцев и римлян разорили часть города, пятна пожаров же - следы нашествия акарнанцев, дважды нам приходилось укрываться на акрополе, пока не пришла помощь.