Цари мира - [9]

А теперь, дорогие товарищи, приглашаю вас на настоящую черную обедню, которую совершит, как только пробьет полночь, приехавший со мной бывший католический священник, каноник папской базилики Святого Петра, перешедший в протестантство и женившийся на бывшей монахине. Теперь он наш и отлично исполняет свое дело.

Где-то вдали часы глухо пробили полночь. Электричество погасло, портьера раздвинулась, и все увидели освещенный большими сальными свечами католический алтарь с черным распятием. Послышался звон колокольчика, и к алтарю подошел и стал взбираться на его ступени толстенький массивный человек в полном священническом одеянии латинского покроя, с чашей в руках. За ним из потайной двери вышли четыре мальчика в белой одежде клириков с красными пелеринками. У одного в руках было кадило, у другого — два флакончика с вином и водой, у третьего — серебряный коробок с ладаном и ложечка, у четвертого — служебник.

Взяв служебник — настоящий Римский миссал — из рук мальчугана, тот, которого Лемми охарактеризовал каноником, положил его с левой стороны от освященного камня, находящегося среди престола, действительно, освященного и помазанного святым мирром для какой-нибудь церкви и затем «экспроприированного» демонистами. По правую была поставлена церковная чаша, тоже предмет святотатства и разбоя. В эту чашу жрец сатаны — бывший служитель Бога — налил вина и воды из флаконов и приготовил два опреснока, которые положил посреди на камень. Затем, осенив себя крестным знамением левой рукой справа налево и снизу вверх, он внятно, по-служебному, прочел тайные литургические молитвы вплоть до освящения. Здесь он запнулся.

— Продолжайте! — крикнул Лемми.

Тот молчал.

— Дальше, дальше! — кричали демонисты и бросились к нему с угрозами.

— Я не в силах, — заплетающимся языком промолвил несчастный.

— Если ты не кончишь, ты погиб, — прошипел Лемми, схватив его за кисть руки. — Повторяй за мной…

И он произнес, а за ним тот повторил сакраментальную фразу.

— Теперь подними эти вещи.

Тот машинально поднял сперва хлеб, затем сосуд. Один из мальчиков вскарабкался на алтарь и сбросил распятие наземь. На месте, где оно стояло, очутился идол — Бафомет с козлиной головой. Жрец наступил на кроткое изображение своего Искупителя и, держа чашу в руке, протянул ее по направлению к идолу, у которого — так показалось присутствующим — заблестели и задвигались глаза…

Отвратительная, кощунственная пародия на мессу была кончена. И как могли пожилые, культурные люди, считающие себя выше религиозных предрассудков, в ней участвовать!..

Только ненависть, глухая и безотчетная, могла до такой степени затемнить их разум!

Вынув шпаги, они поочередно наносили удары и уколы брошенной на пол облатке, пока она не рассыпалась. Тогда ее собрали в чашу с вином и вылили содержимое в трубу для отбросов. Другой же опреснок был разделен на части и дан детям с наставлением совершить неслыханное кощунство: проглотить его между двумя ругательствами.

Жрец куда-то исчез, а молодые люди были приглашены вместе с присутствующими на банкет, в котором приняли участие и женщины.

Бедные дети! С какой краской стыда они должны были потом вспоминать эту первую в их жизни оргию!

Банкет был приготовлен в соседней зале, освещенной электричеством.

Обстановка напоминала столовую комнату феодальных замков. Громадный очаг с весело пылающим огнем, стены, обитые дубом, уставленные севрским фарфором и увешанные охотничьими доспехами. Окна завешаны тяжелыми портьерами. Слуги во фраках и белых перчатках чинно разносили кушанья и подливали вина. Дамы были в бальных платьях, в изысканных прическах и с большим количеством драгоценностей.

С виду было в высшей степени прилично. Но только с виду. Как только все заняли места, начался веселый, оживленный разговор на самые кощунственные темы. Передавали содержание последнего выпуска «Веселой Библии» — о Содоме и Гоморре, причем вдавались в такие подробности, что молодые люди краснели до ушей и не осмеливались поднять глаз с тарелки.

Затем разговор коснулся черных обеден. Лемми рассказал, что по ритуалу черная месса должна сопровождаться всевозможными безнравственными актами, между прочим, теми, о которых только что говорили; что в чашу прибавляется всякая человеческая нечистота, какую ум может себе представить. И он объяснил, как, по его мнению, должно совершать эти мистерии, чтобы угодить доброму богу и нанести тягчайшее оскорбление Богу христианскому.

Подали шампанское, и Лемми затянул гимн сатане, а все присутствующие стали подтягивать. После этого, по знаку Лемми, вышли из-за стола, кавалеры подали дамам руки, и все перешли в гостиную, где был сервирован кофе и ликеры. Затем вся компания отправилась в кабачки на Монмартр, за исключением Лемми, который стал разыскивать своего каноника. Но его нигде не находилось. Вещи его и облачение остались, а сам он исчез, даже не захватив тридцати франков, полученных им за совершение кощунства. Золотые монеты лежали на том месте алтаря, где их положил Лемми, нетронутыми.

— Mannaggia![16] — произнес Лемми. — Ведь если этот субъект от меня ускользнет, он побольше наделает нам хлопот, чем сам Мермильод! Надо с ним покончить!