— А где твой друг, который из кустов все снимал, а? — вспомнил дед, а я уж думала, забыл.
— Не было там никого, — призналась я. — честно, не было.
— Мы же тебе поверили!
— На то и расчет, — пожала я плечами.
— Никто тебе не поверит, что мы тебя к Мирону не пускали! — понял дед и обрадовался.
— Кто знает. А про этот труп что скажете? Может быть, вы сами соседку убили? Она вам тоже жить мешала, как и Мирон.
— Не убивали! — чуть ли не хором поклялись все трое. — Мы же в квартиру с тобой вместе вошли.
— Вы ее заранее убили, до моего прихода, — предположила я и попросила, потому что сил совсем не осталось. — Пойдемте отсюда, а? Воняет сильно, и полицию надо вызвать.
— Сама вызовешь? — прищурился дед.
— Вы и вызовите. Давайте так, я вас не знаю и не видела, вы меня тоже не знаете и не видели. Я, честное слово, хотела спросить у Мирона насчет перевозки гроба из Магадана в Москву, и все!
— Нет, милая, никуда ты не уйдешь, вместе показания давать будем! — не согласился дед.
— Какие показания! — возразила я, утягивая мужчин в коридор. Там не было собак, трупов, а кошки уже сбежали.
Мужчины стояли стеной, загораживая от меня вожделенный выход. Далась я им? Такие большие, а на меня, маленькую и хрупкую ополчились. Отпустили бы, все равно ведь сбегу.
— Вызывайте полицию. Скажете, что беспокоились за свою замечательную соседку, которая на радость всем, заботилась о животных. В доме пожар, вы ее во дворе среди остальных не заметили, и решили выяснить, где она. Рискуя собой, вы вошли в дом, и обнаружили ее тело. Безмерно скорбя о столь невосполнимой потере, вы сразу помчались вызывать полицию.
— Да, так и было, — произнес один из мужчин. Даже не понял, что я издеваюсь. Но я такое серьезное лицо сделала, что никто бы не понял.
— Пошли, вызовем, — согласился второй.
— И ты с нами! — дернул меня дед.
— Нет, я без вас.
— Это почему?
— Потому что я в картину вашего геройства не вписываюсь. Подумайте сами. Я к Мирону приехала, я к соседке позвала. И я ведь тоже могу вспомнить, что хотела помочь Мирону. Вдруг кто-то подтвердит?
Они подумали и меня отпустили. Здравомыслие взяло верх над всеми отрицательными качествами. Мы вышли из подъезда, и я по широкой дуге стала обходить площадку, чтобы попасть на дорогу. Спутники мои пошли к пожарным, скорой и полиции. Дед остался возле них, а мужчины присоединились к соседям, рассказывая им что-то и отчаянно жестикулируя, и вдруг все соседи разом заорали «ура». Пожарные, которые уже все потушили, что хотели, сказали: «Люди всегда радуются, что не сгорели».
Я пошла домой. Ехала в электричке, пыталась воссоздать картину происшедшего, а она, картина эта, воссоздаваться не хотела ни в какую. Кому, спросить бы, понадобилось приносить гроб в мою квартиру? Что там за дедуля с покойной и вечно молодой мамой, которой холодно? Какая зараза хотела пристукнуть меня моим же топориком? И кто таким же топориком убил любительницу собак? А Мирон этот сам сгорел, или ему кто-нибудь помог? Все без ответов.
Подходя к дому, я поняла, что обед пропустила, а на ужин у меня всегда кефир, если я не забываю его купить. На ночь жрать вредно. В обед тоже вредно, но у меня его не было. Можно зайти в магазин и купить чего-нибудь вкусненького. Селедки, например. Или лучшая рыба — колбаса. Искушение велико, но я ему не поддалась, и купила кефир. Приду, налью его в бокал, брошу кубик льда, и буду пить из соломинки. Это придаст моему ужину изысканность.
8. Про Милю и предчувствие
У моего подъезда стояли несколько дорогих машин, и перегораживали мне проход. Рядом же стоянка, чего они здесь встали? Нормальным людям не пройти. Захотелось ближайшую машину пнуть, но не решилась. Она большая, железная и твердая. Если ее пнуть, потом нога болит. Знаю, опыт был.
Обошла машины, открыла дверь, и поняла, что мне ее сзади кто-то придержал. Повернулась — Гордей. Который певец, а не робот. Улыбается мне во весь рот зубами своими белыми, жест приглашающий делает. Это он меня куда пригласил? В мой подъезд? Ну…
Я вошла, не глядя на него и не здороваясь, типа, не знакомы. Он за мной. На приглашение напрашивается, что ли? Угадала.
— Пригласишь? — почти нежно спросил он.
— Не-а.
— Пожалуйста! — еще ласковей улыбался он.
Мне не хотелось делиться кефиром. Вот только стоит купить какой-нибудь еды — сразу приходят гости. Мог бы конфет принести, если уж к девушке заявился. И тортик. Кофе. Чай. Крупу. Макароны. И кошачий корм…
— Заходи, — все еще делая суровое лицо, впустила гостя.
Он вошел, бегло осмотрел квартиру, остался доволен, по его виду поняла. Ну, так у меня дизайнерский ремонт. Совсем недавно делала. Я такая молодец. А вот ему бы рубашечку можно было принарядить менее русско-народную. Чай, не на концерте. Негоже так москвичей пугать. Они народ серьезный, таких ярких юношей могут не понять.
— Прости! — без предисловий ошарашил меня Гордей.
— Э…?
— За мое вчерашнее поведенье прости!
Вообще-то, подруга Елена говорила мне, что мужчины не любят извиняться. Считают, что всегда и во всем правы. Я с ней согласна, не видела мужчин, которые любят извиняться. Тем удивительней наблюдать особь мужского пола, из которой извинения сыплются, как горох. И при этом особь радостная такая, словно у нее что-то очень хорошее произошло.
