— Но попыталась бы, а вы не дали.
— Заем тебе этот Мирон? У него кроме бутылки друзей не было!
— Он мне не друг, я его профессиональной деятельностью интересуюсь.
— Гробы что ли из Магадана?
— Точно!
— Вот еще кошмар на наш дом! Он же эти гробы все время здесь таскал!
— Подробнее можно?
— Не знаю. У собачницы надо спросить.
— У кого?
— Тетка одна из третьего подъезда. Собак со всей округи к себе домой тащит. Не слышишь разве, как они воют?
Я, если честно, не слышала. Но на пожаре как-то не до собак.
— Пожалей ты нас, горемычных! — давил на мое сознание дед. — Не дом, а ужас! Один сосед поджигает, другая соседка в квартире устроила собачий питомник. Эти собаки все лишайные, мой правнук какую-то заразу от них подхватил! Да еще ты тюрьмой грозишься!
— Не грожу я! Просто хотела с Мироном поговорить насчет перевозки гроба из Магадана в Москву. Мне его знакомые посоветовали, сказали, очень ответственная у него фирма.
— Врут!
— Откуда же мне было знать? Я пришла, а тут пожар…
— Ищи теперь другую фирму. А то, что друг твой снял, сотри.
— Ладно, только дайте мне ваш телефон, и к соседке этой отведите.
— Пошли!
К крайнему подъезду мы пробрались из-за угла, через густые кусты, которые закрывали окна первого этажа. Лай и вой собак я услышала. Собаки голосили зло, жалобно, раздраженно, а самое главное — громко. Все приехавшие службы занимались пожаром и трупом, нас в кустах не заметили, и мы вошли в дом. Запах чувствовался сразу. Здесь бы хлоркой помыть все от пола до потолка. Собаки выли за одной из дверей на первом этаже.
— Жаль, что Мирон не в этом подъезде жил, — начал горевать дед, оба мужика закивали, видимо, уже не раз обсуждали эту тему. — Поджег бы и себя, и этот притон с собаками заодно! А так, когда эту дуру-собачницу отсюда выгонят? Никогда! Уж куда мы только ни жаловались, ничего с ней поделать не могут! Развела собак в квартире!
— Она животных любит? — спросила я, зажимая нос. А поскольку когда-то серьезно занималась плаваньем, то задержать дыхание на две-три минуты для меня не проблема. Не тренировалась давно, но здесь такая вонь, что дышать не надо.
— Лучше бы она людей любила! Своих соседей! Собаки из квартиры никуда не выходят, гадят там, вонь на весь дом! Она их не выпускает, говорит, разбегутся.
Ну, я тоже думаю, что разбегутся. Я бы точно убежала.
Дед стал тарабанить в дверь, а мужики с двух сторон караулили меня. Никто не отзывался, только собаки завыли пуще прежнего. Я стояла с зажатым носом.
— Я ее на улице не видел, когда все вышли, значит, она дома. Открывай, собачья душа! А то хуже будет! Перебьем сейчас твоих шавок.
Я не дышала.
Дед перестал стучать и зло дернул дверь. Она открылась, чего никто не ожидал, и, едва мы успели отскочить, из квартиры побежали собаки. Неслись с плотностью горной реки. По ступенькам и в открытую дверь подъезда.
Я не дышала, вжавшись в стену.
Дед заглянул в квартиру и вошел. Мужики втащили меня следом.
С высокого шкафа зашипели три кошки. Кажется, они там всегда жили. И родились там, и померли бы тоже там, если бы мы собак не выпустили. Кошки смотрели вниз, соображая, можно ли им слезать, и не вернутся ли собаки.
Про непролазную грязь не стоит упоминать. Я даже подумала, что у меня в квартире до ремонта чище было, чем здесь. Зачем же так издеваться над бедными животными? Запереть их здесь и не выпускать! Садизм.
Дед первым вошел в комнату и выругался. Мужики заглянули, и тоже выругались. Я выглянула из-за их спин и с шумом вдохнула воздух. Только я забыла, что здесь не воздух, а вонь. Поэтому снова зажала нос.
— Ее собаки грызли? — почему-то фальцетом спросил дед.
— Похоже на то…, - ответили мужики. — Лицо съели…
Я не могла отвести взгляд от трупа женщины. То есть, только по одежде понятно было, что женщина, потому без лица. Лежит на грязном полу.
— Как же вы в этом доме живете?! — в ужасе вопросила я.
— Как же мы в этом доме теперь будем хорошо жить! — с небывалой радостью ответствовал дед.
Оба мужчины заулыбались, соглашаясь, и лица у всех кроме меня сделались такие умиротворенно-просветленные. Я же думала, что для одного дня трупов многовато, и еще кошек было жалко.
Очнувшись от счастья, которое снизошло сегодня прямо на этот дом, басистый дедок и оба мужчины вспомнили обо мне. Надо было убегать, пока они отвлеклись, а я не сообразила.
— Так что, девушка, о чем хотела поговорить с покойниками? — прокашлявшись от вони, опять пристал ко мне дед.
— Ни о чем! Я хотела с Мироном поговорить, я к нему приехала!
— Может быть, она их обоих того, убила? — озвучил мысль один из мужчин, второй кивнул.
— Я?! Да я самая законопослушная на планете! — вложив побольше искренности в восклицание, выпрямилась я.
— Она сначала ее убила…, - начал мужчина, но передумал. — Нет, ее же собаки загрызли.
— Нет, не собаки, вон топорик разделочный валяется в крови. Если по лицу не рубящей стороной бить, а той, которой мясо отбивают… Собакам соседка мясо и кости покупала, и корм тоже, — не согласился второй мужчина, но их обоих остановил дед. Главный он у них тут.
— Она ее топориком убила, а потом Мирона подожгла! — заключил дед.
— Я что, совсем больная? С головой не дружу? Всех убила и сожгла, а потом пошла знакомиться с соседями убитых? Чтобы меня уж наверняка все запомнили, если кто случайно в момент убийства не видел? Мужчины, вы хоть думайте, что говорите!
