Царевна Софья - [61]

Стрельцы полка Бохина были разоружены, у них отняли ноябрьскую жалованную грамоту и запретили исполнять караульную службу. На другой день бохинцы тремя группами по 200 человек явились к Красному крыльцу в Кремле, принеся с собой плахи и топоры. Некоторые положили головы на плахи, другие распростерлись вокруг них на земле. Все они кричали:

— Не достойны мы царского величества милости и за вину свою помилования! Достойны смерти повешением или глав отсечением!

Правительница Софья распорядилась выслать к стрельцам боярина Петра Салтыкова, окольничего Кирилла Хлопова и думного дьяка Федора Шакловитого. Последний в качестве начальника Стрелецкого приказа взял на себя переговоры с представителями мятежного полка:

— Что вы пришли и с какою виною?

— Сказывают великим государям, что мы бунт заводим. А от нас бунту и заводу никакого нет. И пусть бы о том великие государи указали разыскать: будет какой от нас бунт или завод объявится, велите нас казнить всех.

Шакловитый отправился с докладом Софье, «и долго его не было». В это время к стрельцам вышел их полковник и велел перенести топоры и плахи под окна Грановитой палаты, где, видимо, происходило совещание Софьи с боярами в связи со стрелецким челобитьем о помиловании. Поспешив выполнить это предписание, стрельцы смиренно «полегли» на землю. Наконец к челобитчикам спустились Шакловитый и окольничий Венедикт Змеев и объявили:

— Великие государи цари Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич для своего государского многолетного здоровья и слыша ваше слезное покаяние и напоминая прежние ваши службы, пожаловали вас, велели вам вины ваши отдать совершенно и предати забвению.

В начале января 1683 года стрельцам полка Бохина был объявлен царский указ с подтверждением помилования. Им была возвращена отобранная жалованная грамота, разрешалась выдача очередного денежного жалованья. Снимался запрет на несение ими караульной службы: «…и на своем государевом дворе на караулех ставитися вам с своею братьею по очереди по-прежнему». За такую «премногую и высокую милость» прощенные обязаны были исполнять повеления государей «с радостию, без всякого размышления». Особо подчеркивалось, что стрельцы должны арестовывать и приводить в Стрелецкий приказ «воровских людей», призывающих к смуте или затевающих какое-либо зло.^{182}

Царский указ от 27 декабря 1683 года предписывал оставить в Москве только семь из девятнадцати находившихся в ней стрелецких полков «по выбору, надежнейших», а остальные послать на украинскую, польскую и шведскую границы. В полках, оставленных в столице, насчитывалось в общей сложности 6056 стрельцов, а вместо выведенных прибыли три стрелецких полка из Киева и по одному из Батурина и Переяслава — в общей сложности около трех с половиной тысяч человек.

По замечанию П. К. Щебальского, вывод из столицы должен был «жестоко поразить» стрельцов: «…они были люди семейные, имели хозяйства, дела, связи торговые и промышленные; оставить Москву было для них большою расстройкою, не говоря уже о множестве различных преимуществ жизни в столице. Но многочисленная рать царская стояла еще в виду Кремля, сопротивление было невозможно, и, с горьким чувством бессилия, в назначенный день, угрюмыми, молчаливыми толпами выступили они из застав московских и направились в разные концы обширного Русского царства: кто на север, кто на юг, кто на запад, среди глубоких снегов и рождественских морозов».^{183} Перед отправкой из столицы стрельцам было предписано продать свои московские дворы «повольною ценою». Вслед за стрельцами на ямских подводах были отправлены их жены и дети. Они должны были ехать Тульской дорогой, чтобы не встретиться с идущими в Москву по Калужской дороге полками из малороссийских городов.

Стрельцы, следовавшие из Москвы или в Москву, останавливались в Севске. Тамошний воевода окольничий Леонтий Неплюев должен был опросить командиров и на основании их показаний исключить из полков смутьянов «за прежние шалости и от кого впредь чает дурна», оставив их в Севске в сборном полку. Из полков, отправляемых в Москву, изъяли пьяниц, игроков в кости и «всякому злому делу пущих заводчиков и раскольщиков», а также тех, которые в «смутное время были убийцы и грабители», общим числом 530 человек. Часть этих неблагонадежных стрельцов позже была отправлена в Курск, где служило много дворян, которые в случае какого-либо «замешательства» могли бы подавить стрелецкие выступления.

Когда бывшие московские стрельцы прибыли в Севск и Курск, им объявили царский указ:

«…на Москве им за многую их мимошедшую шалость быть не мочно потому: хотя они вины свои… и принесли и впредь того не чинить обещались, однако ж и после того по многом своем обещании многие из них объявились во многих шатостях и противностях, и во всяком дурне, и в непостоянстве».

За всеми высланными московскими стрельцами Софья приказала следить, чтобы не бражничали и «с воровскими и ни с какими причинными людьми не водились и к ним не приставали, и никакой бы шатости и своевольства у них отнюдь не было, и никаких бы непристойных, к мимошедшему смутному времени приличных слов не говорили». В то же время правительница распорядилась надзирать и за полковниками, «чтоб однолично от них к стрельцам для взятков приметок и теснот, и обид не было никакими делы».