Царевна Софья - [103]

Семнадцатого ноября в Москву приехал чрезвычайный посланник и тайный секретарь Иоганн Райер Чаплич. На царской аудиенции 22 ноября он подал две грамоты от курфюрста. Первая из них содержала кредитив посланнику, а во второй сообщалось о рождении наследника бранденбургского престола (курпринца) Фридриха Вильгельма. Затем Чаплич получил от государей дозволение «говорить о делах с министрами» и «подал на письме» несколько сообщений, в том числе уведомление, что курфюрст, «снисходя на просьбу» их царских величеств, посылал на помощь польскому королю «своих 2000 войск опытных и храбрых, но оные по неизвестной ему причине не были приняты».^{317}

Странные дипломатические казусы связаны с неудачной попыткой России наладить союзнические отношения с Францией. 27 февраля 1687 года из Москвы выехало посольство к французскому и испанскому королям. В его состав входили ближний стольник князь Яков Федорович Долгорукий, стольник князь Яков Ефимович Мышецкой и дьяк Кирилл Алексеев. Их сопровождала внушительная свита — 150 человек. Наказ Посольского приказа, врученный Долгорукому 30 января, предписывал ему уведомить Версальский двор, что в России «с ними, великими государи соцарствует сестра их великая государыня, благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна».^{318}

Великие и полномочные послы 30 апреля сели на корабль в Риге и 30 июля достигли Парижа. Как справедливо заметила Линдси Хьюз, «наверно, самым неудачным оказалось посольство во Францию в 1687 г. Русские посланники Долгорукий и Мышецкий прибыли туда в самый неподходящий момент и попытались убедить заклятых врагов австрийцев начать войну с их традиционным союзником — турецким султаном».^{319}

Второго августа послам была дана аудиенция у Людовика XIV. Долгорукий и Мышецкий, «изъяснив подробно о заключенном в Москве с Польшею вечном мире и союзе и объявив государей своих желание быть с ним королем в братской дружбе и в приятнейшем паче прежнего обращении», обратились к королю с речью:

— Русские государи весьма того желают, дабы ваше христианнейшее величество, по прежде начинательному своему доброжелательству, так же и по изображенному в постановлении между Россиею и Польшею вечного мира и союза общему желанию противу врага Креста Святого и всех христиан, благоволил с своей стороны оружие свое воздвигнуть, и военный наступательный производить промысл, помоществуя единогласно или войсками, или деньгами.

Министр иностранных дел Франции Шарль Кольбер маркиз де Круасси «именем короля своего отвечал»:

— Дело сие может управиться и без помощи французского двора. Его христианнейшее величество, наш всемилостивейший король Людовик XIV не может вступить в союз против Турции, так как между императором и им существует незапамятная, вечная вражда. Наоборот, султана и короля объединяют вечный мир и прочная дружба. Какой бы разум и славу король оказал на весь свет, если б стал помогать недругу на друга? Его величество не будет столь неосторожным, он мудр.

Король хотел вручить российским послам грамоту, но она не была принята по той причине, что цари в ней не были названы великими государями. Французы утверждали, что такой титул они никогда не применяли, однако послы не отступали от своего требования переписать документ. Даже несмотря на то, что французское Министерство иностранных дел лишило их обслуги и прекратило выплату «кормовых» денег, послы не сдались и не приняли королевскую грамоту. В отместку Кольбер запретил им проезд в Испанию через территорию Франции. 31 августа русские дипломаты отправились из Парижа в Гавр, а оттуда на корабле отплыли в испанский порт Сан-Себастьян.^{320} 26 ноября они прибыли в Мадрид и 1 декабря получили аудиенцию у Карла II. На озвученную ими царскую просьбу дать в долг три или хотя бы два миллиона иоахимсталеров король ответил отказом и не дал никаких конкретных обещаний по части оказания помощи против турок. 15 мая 1688 года послы вернулись в Москву.^{321}

Двадцать восьмого июня 1688 года появилось правительственное решение по поводу неудачного посольства во Францию:

«…государи, обще с царевною Софиею Алексеевною, слушав посольства князя Долгорукова, указали и бояре приговорили такой недружбе короля французкого: 1) что он в приеме и в отпуску их послов показал к ним государям нелюбовь свою и всякую противность, 2) что в союзе противу общих христианских неприятелей султана турецкого и хана крымского, противу желания их царских величеств, любя паче дружбу и приязнь с теми христианскими неприятелями, нежели с христианскими государями, отказал непристойными отговорками, — послать обвестительные свои грамоты чрез почту к цесарю римскому, к королям гишпанскому и английскому, к Венецианской Республике и к Голландским Статам; да и к нему французкому королю отписать пространно, вычитая ему всю противность, оказанную от него им государям в сем посольстве».

С этого времени между Россией и Францией прекратилось всякое письменное сношение.^{322}

Шестнадцатого января 1689 года в Москву приехали французские иезуиты Филипп Авриль и Антуан де Боволье с рекомендательными грамотами от французского короля к русским государям и от французского посла в Польше маркиза Гастона де Бетюна к князю Василию Голицыну с просьбой пропустить этих миссионеров через территорию России в Индию и Китай. Через две недели дьяки Посольского приказа вернули иезуитам королевскую грамоту и «паспорты их за подписанием французского и польского королей» с отказом. Им было велено «тотчас ехать обратно тем же путем за границу; и сие для того, что 1) французский король в грамоте своей писал противно и необыкновенно; а 2) что во время посольства князя Долгорукова во Франции, многая им показана противность с безчестием Российскому государству».