«Подождал бы ты немножко, —
Тихо молвила она, —
И была б я спасена!
Знай — в лягушку злым Кощеем,
Колдуном и чародеем,
На год я превращена.
Через день от колдуна
Я б навек освободилась,
В кожу больше б не рядилась.
Колдовства бы срок истёк,
Если б кожу ты не сжёг.
А теперь в волшебном царстве,
В тридесятом государстве,
У Кощея в терему
Я должна служить ему,
Быть Кощеевой рабою.
Нету счастья мне с тобою!..»
Обняла Ивана раз
И исчезла вмиг из глаз.
Постоял Иван, горюя,
Да решил: «Пойду к царю я.
Коль наказан — поделом!
Буду бить царю челом
Да просить благословенья
И царёва разрешенья
На Кощея мне идти,
Чтоб Кощея извести».
Разузнавши, что случилось,
Мать-царица огорчилась.
Царь-отец сказал, однако:
«Знаю я, Кощей — собака,
Душегуб и лиходей.
Много он сгубил людей.
Коль тебе, Иван, расправа
С ним удастся — честь и слава!
За решение хвалю.
Подойди — благословлю».
Вот царевич снарядился
И в далёкий путь пустился.
Год прошёл, прошло и два.
Третий раз растёт трава,
Третий раз цветут деревья,
Третий раз идёт кочевье
Перелётных с юга птиц,
А Кощеевых границ
По неведомой причине
Что-то нету и в помине.
Вот на третьем на году
И попал Иван в беду:
Он с пути-дороги сбился —
В глухомани заблудился.
Бродит по лесу три дня
Без еды и без огня.
Лес всё диче, глуше, гуще —
Нет конца проклятой пуще,
Ни тропинки, ни жилья,
Ни пернатых, ни зверья.
Наконец, совсем измучен,
Сел Иван в лесу дремучем
На осиновый пенёк:
«Видно, час мой недалёк.
Не бывать в родимом доме!..»
Слышит, чащу кто-то ломит.
Встал царевич поглядеть —
Перед ним большой медведь.
«Я брожу в лесу без пищи,
А меня тут пища ищет!» —
Лук схватив, сказал Иван
Да скорее за колчан.
…Вдруг медведь, разинув пасть,
Молвит речью человечьей:
«Не стреляй, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, —
Пригожусь тебе и я».
Подивившись этой речи,
Вскинул вновь Иван за плечи
Лук с тугою тетивой.
«Ладно, — молвит, — бог с тобой!
Потерплю ещё немножко…»
Пожевал Иван морошки,
Подкрепился тем чуть-чуть
И пустился дальше в путь.
Глядь, виднеется лужайка,
На лужайке серый зайка,
Длинноухий и косой,
Растянулся под сосной.
«Я в лесу без пищи рыщу,
А меня жаркое ищет!» —
Лук схватив, сказал Иван
Да скорее за колчан.
…Вдруг зайчишка говорит
Чистой речью человечьей:
«Не стреляй, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, —
Пригожусь тебе и я».
Подивившись этой речи,
Вскинул вновь Иван за плечи
Лук с тугою тетивой.
«Ладно, — молвит, — бог с тобой!
Мне ещё не вовсе плохо».
Съел лишайничка да моха,
Подкрепился тем чуть-чуть
И пустился дальше в путь.
Тропка кажет путь Ивану
На зелёную поляну;
Посреди поляны той
Озерцо блестит водой;
Камыши растут высоко,
Шелестит листом осока,
И, краса озёрных вод,
Сизый селезень плывёт.
«Я измаялся без пищи,
А меня тут пища ищет!» —
Лук схватив, сказал Иван
Да скорее за колчан.
…Вдруг Ивану говорит
Птица речью человечьей:
«Не стреляй, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, —
Пригожусь тебе и я».
Подивившись этой речи,
Вскинул вновь Иван за плечи
Лук с тугою тетивой.
«Ладно, — молвит, — бог с тобой!
Мне попить — и то годится».
Зачерпнул Иван водицы,
Да и дальше в путь потёк
Через реденький лесок.
Вот последние кусточки,
И царевич из лесочка
Вышел на берег к реке.
На прибрежном на песке
Видит он большую щуку.
Взял царевич щуку в руку,
Да и молвит сам себе:
«Вот спасибо-то судьбе!
Без еды терплю я муки,
А еда плывёт мне в руки».
Острый нож он достаёт.
Вдруг и щука, в свой черёд,
Молвит речью человечьей:
«Не губи, Иван-царевич!
Дорога мне жизнь моя, —
Пригожусь тебе и я».
Тут совсем Иван дивится —
Ну, добро бы зверь иль птица,
А то рыба обо всём
Молвит русским языком.
Говорит он щуке чудной:
«Мне удел достался трудный —
Я Кощея здесь ищу,
Коль поможешь, отпущу».
Тут ему сказала щука:
«Не простая это штука,
Знает путь одна Яга,
Деревянная нога».
…«Как же мне найти Ягу?» —
«Это я сказать могу.
За рекою есть опушка,
На опушке той избушка —
Просто чудо из чудес:
К людям задом, дверью в лес,
И стоит на курьих ножках.
Крикни ты избе в окошко:
«Обернись сюда лицом,
Задом в лес, ко мне крыльцом!».
Всё пошло по речи щучьей,
За рекой быстротекучей,
Где густой лежал туман,
Разыскал избу Иван —
Дверью в лес, на курьих ножках.
Подошёл, взглянул в окошко
Да как гаркнет во всю мочь,
Чтобы робость превозмочь:
«Эй, по щучьему веленью,
Моему соизволенью,
Обернись сюда лицом,
Задом в лес, ко мне крыльцом!»
Как сказал, так и случилось:
Вмиг изба оборотилась,
И царевич внутрь вошёл.
Видит печку, лавку, стол,
Слышит бабий голос с печи:
«Чей тут запах человечий?
Прочь отсюда, русский дух!»
Отвечал царевич вслух:
«Кабы честь была у бабы,
Меня баба не гнала бы.
Накормила б поскорей —
Я не ел уж десять дней;
Накормила б, напоила,
Отдохнуть бы уложила,
А потом у молодца
Расспросила б про отца,
Да что мать, да как невеста,
Да зачем в глухое место
Этот молодец попал…»
Словом, в стыд Ягу вогнал.
…Накормила, напоила,
Спать на лавку уложила.
Отдохнул он, а потом
Рассказал ей обо всём
И спросил, как поскорее
Разыскать ему Кощея.
И ответила Яга:
«Жизнь Кощею дорога,
Не напрасно так ведётся,
Что Бессмертным он зовётся:
Смерть он держит взаперти.
Надо смерть его найти,
И тогда конец Кощею,
Душегубу и злодею.
Вот тебе веретено —
Доведёт тебя оно
Вплоть до синего до моря.
Дуб стоит у лукоморья,
На дубу — корявый сук,
На суку висит сундук,