Царевна из города Тьмы - [21]

Шахдар стремительно вышел из дворца, сел на коня к повел войско на битву с Рейха ном.

Когда замолкли конский топот и трубный рев, когда опустела площадь и улеглась на ней пыль, Сакибульбуль позвал глашатаев и приказал им пройти по улицам города с такой речью:

— Все люди черной кости, все подневольные и рабы, все, кто трудится в поте лица, все вдовы и сироты, все бездомные и безлошадные, все, на чьем теле лохмотья, а на плечах тяготы жизни, — пусть придут на дворцовую площадь: почтенный Сакибульбуль, главный конюший, скажет им свои слова!

На зов глашатаев потекли людские толпы. Одни шли нехотя, другие — с любопытством, третьи — с горькой усмешкой: мол, нечего нам ожидать от ханского прислужника, четвертые — с враждой, пятые — с надеждой. Были здесь и узбеки в тюбетейках, и киргизы в белых шапках с отворотами, и каракалпаки в черных шапках, и туркмены в высоких папахах, и таджики в халатах из домотканой карбосовой ткани, и рабы, чьи худые, сожженные безжалостным солнцем тела были видны сквозь дыры лохмотьев, и калеки, и матери с грудными младенцами, и люди сельского труда с тяжелыми кетменями. Ремесленники пришли с орудиями своего ремесла: столяр держал в руках рубанок с еще не опавшей стружкой, от передника кузнеца веяло еще не остывшим жаром, еще пенилось мыло на кисточке цирюльника, еще не высохла глина на пальцах гончара, еще блестело сало на широком ноже мясника. Мясник был румян, молод. Он поспешно пробирался сквозь толпу вперед, видно было, что в городе его знали и любили, потому что слышались возгласы: «Проходи, Аваз, проходи, да смотри никого не задень своим ножом!»

Оказавшись наконец в первом ряду, Аваз-мясник крикнул звонким голосом джигита:

— Что ты скажешь нам, главный конюший? Высоко взлетел ты при ханском дворе, а вниз, на землю, взглянуть не хочешь. Там, в земле, лежит Биби-Хилал, заживо погребенная тобой и твоими друзьями!

— Биби-Хилал жива, и жив ее мальчик, рожденный в могиле, — сказал Сакибульбуль.

Он говорил медленно и, как всегда, запинаясь, но слова его быстро пролетели по толпе, как по горному ущелью, и долго еще гудел их отзвук на дворцовой площади. А Сакибулъбуль продолжал:

— Не ради почестей, а ради высокой заботы о Гор-оглы, о сыне Равшана и Биби-Хилал, служил я низкую службу при ханском дворе, при хане-кровопийце. Три года живет на земле Гор-оглы, рожденный в могиле и спасенный мной, но сила его такова, что с ней не сравнится сила ни одного из богатырей, когда-либо существовавших на свете. Он живет для того, чтобы стать посохом для слабых, домом для бесприютных, глазами для слепцов. Среди красных песков пустыни, за чамбильскими горами, он добыл воду и зовет всех вас к себе. Он зовет вас, чтобы вы воздвигли город Чамбиль, город без ханов, город без денег, город равных, город справедливости! Я иду в Чамбиль, и пусть все, кто не боится трудного пути, кто жаждет правды, пойдут со мной, пусть все будут моими желанными спутниками!

Сакибульбуля слушали не только простолюдины, но и знать. Один из вельмож, хранитель казны, встал рядом с главным конюшим и, показывая на него золотым ключом, с которым и во сне не расставался, пронзительно закричал:

— Правоверные, пусть слова этого безбожника пролетят мимо ваших ушей, он сошел с ума, не верьте ему!

— Вот теперь-то я ему и поверил! — воскликнул Аваз. — Мы покинем этот город лжи и насилия, мы пойдем в пустыню, к Гор-оглы, в город справедливости. Здесь есть вода, но мы гибнем от жажды, мы жаждем свободы!

И все люди поверили Сакибульбулю, ибо они хотели ему поверить, и двинулись по направлению к пустыне. У кого были две овцы, повел овец, у кого была одна корова, повел корову, у кого была одна лошадь, сел на лошадь, у кого были костыли, пошел на костылях, у кого ничего не было, пошел с надеждой. Но даже у самого нищего была ноша: мешок из козьей шкуры. Велел Сакибулъбуль ничего не брать из ханской казны, только лошадей и верблюдов увел главный кошоший и нагрузил их пустыми бурдюками, пищей в переметных сумах, а также всевозможными семенами. А на семи самых крупных верблюдах был навьючен самый ценный груз — не золото, не серебро, не драгоценные камни, а знание, заключенное в древних книгах.

Дворцовая стража и знать с бессильным гневом смотрели на уходящий народ. Людей возглавил Сакибульбуль, а помощниками его стали Аваз-мясник, Заман-водонос в туркменской папахе, гончар Тулак, родом таджик, охотник Хидирали, родом каракалпак, табунщик Баталбай, родом киргиз. И путь их впереди, и речь о них впереди.

Дойдя до чамбильских гор, наполнили они бурдюки и мешки из козьей шкуры холодной родниковой водой и вступили в жаркую пустыню.

Вначале шли весело, шли целый месяц. В бурдюках была вода, и шатры можно было разбивать в тени камыша, и земля разговаривала с ними то на языке коленчатого ковыля, то редкими кустиками таволжника, то запахом полыни, то упрямыми корешками лебеды. Кое-где, как стеклянные осколки, поблескивали на солнце соленые озерца, иногда быстро пробегали пестрые ящерицы, и они тоже были милы людям, ибо это жизнь торжествовала над смертью.

А потом исчезли и заросли камыша, и растения, эти неприхотливые пустынники, и воды осталось мало в бурдюках, и земля перестала разговаривать с людьми. Уже ничто не могло жить па земле, кроме красных песков, и пески, подобные скоморохам, только изображали все, что дает жизнь: то они бежали мягкими волнами, подражая воде в реке, то шумели, как трава иод ветром, то щедро наполняли собой ямы, как пшепич-ная мука наполняет мешки. И тогда-то люди увидели город: многобашенный, с розовыми строениями и лазоревыми куполами, он занимал полнеба и блестящими окраинами опускался к земле, постепенно в ней растворяясь.