Царевна из города Тьмы - [15]

— Разбойник! Вор! Как смеешь ты бесчинствовать в доме высокородного Безбородого, приближенного хана Шахдара! Сын собаки, четвертовать тебя мало, колесовать тебя мало!

Молодой всадник как бы не слушал этих оскорблений, они, казалось, были для него не громче комариного писка.

Слуга, увидев Сакибульбуля, упал к ногам его копя и сказал:

— Почтенный господин, сам господь прислал тебя к нам! Уведи в тюрьму этого злодея, ворвавшегося в дом моего достойного хозяина: через стену перепрыгнул его разбойный конь! Открыл я ворота, гоню его, а он и не слушает меня. Накажи преступника, о главный ханский кошоший, знаток лошадей!

Всадник, который, как за чарованный, смотрел на дом, на разрытый холм, внезапно вздрогнул, пристально и радостно взглянул па Сакибульбуля и произнес:

— Отец мой, если вы тот, кого именуют Сакибульбулем, кого величают знатоком лошадей, то я пойду за вамп, куда вам будет угодно!

— Покинем этот дом, джигит: нельзя вступать в чужое жилье ночью, без спросу хозяина, — сказал Сакибульбуль, запинаясь еще более, чем обычно. И еще сказал, когда они выехали на улицу: — Я узнал твоего коня, джигит: это Гырат, крылатый конь мальчика Гор-оглы. Скажи мне, как ты завладел таким конем?

— Я Гор-оглы, — ответил всадник. — Не в чужой, а в свой дом я вступил, и вступил как хозяин.

— Значит, не только Гырата, но и имя отнял ты у трехлетнего мальчика, — сказал Сакибульбуль с горечью, волнением и с какой-то неясной надеждой, ибо не хитрость и жадность, а смелость и простодушие были написаны на молодом лице незнакомого джигита. А в глазах джигита было само детство.

И сердце знатока лошадей забилось, когда он услышал слова:

— Я Гор-оглы, который живет три года на земле, живет благодаря вам, отец. У вас есть примета, вы говорите запинаясь, — об этом мне сказала моя мать Биби-Хилал. А у меня нет никаких примет, чтобы доказать вам, что я — зто я, и единственное мое доказательство — мой правдивый рассказ.

— Будь гостем моего дома, — промолвил изумленный Сакибульбуль, — я выслушаю твой рассказ, джигит Гор-оглы!

Когда, за скатертью с угощением, узнал Сакпбульбуль о жизни мальчика и Биби-Хилал в пустыне, когда он обнял и крепко поцеловал долгожданного, милого гостя, показалось главному конюшему, что радость жизни, что ее правда и ее молодость снова вернулись к нему. Он сказал:

— Вижу я, сыпок, что сбывается предначертание, записанное в книге судьбы. Ты воздвигнешь город в пустыне, город для бесправных, бездомных и безродных, и ты назовешь его Чамбилем в честь чамбильских гор, ты сделаешь зто, ибо чудо жизни, давшее пустыне воду, дало тебе, трехлетнему ребенку, силу и стать юноши. Да, ты воздвигнешь город свободы, и я поселюсь в нем, я покину постыдную службу у хана-убийцы, я буду служить не хану, а людям, не высокородным, а равным. А если говорить о тебе, мой мальчик, то ты прав: ты должен освободить двух воинов, сыновей женщины, приютившей твою мать и тебя в пустыне. Один только Безбородый знает, где сейчас находятся зти воины, и мы сделаем так, что вынудим Безбородого тебе помочь. Пойдем со мной.

Главный конюший произносил слова медленно, запинаясь, поэтому каждое слово обретало вес камня.

Гор-оглы поднялся, встал с места и Сакибульбуль, но, прежде чем покинуть свой дом, знаток лошадей достал из ларца кошель, туго набитый золотыми монетами. Гор-оглы, который никогда не видел денег — к чему они в пустыне? — спросил:

— Что это такое, напоминающее тень от мелких листьев на земле, залитой солнцем? Или то отвердели и стали круглыми кусочки барсовой шкуры?

— Это деньги, золотые деньги, — сказал Сакибульбуль. — На них можно купить все, что есть в этом мире: можно купить одежду и оружие, дом и рабов, еду и жену — все можно купить, кроме чести! Но деньги, мой мальчик, есть только у богатых и родовитых.

— Стало быть, у них нет чести? — спросил Гор-оглы.

— Чести нет у того, кому ее приходится покупать, — ответил Сакибульбуль.

Всадники прискакали к ханскому дворцу. Приказав Гор-оглы ждать его у крепостных ворот, Сакибульбуль отправился в ханскую конюшню. Оп открыл ключом тяжелый замок, вошел внутрь и, не зажигая светильника, выбрал двух коней из числа самых лучших, седла и поводья из числа самых ценных, запасся арканом из числа самых крепких. Он вернулся с копями и снаряжением к Гор-оглы и сказал ему:

— Я привел коней для Асада и Шадмапа. Хотя нет у четвероногих крыльев, как у Гырата, кони эти хороши. Оседлай их, приготовь к дороге, а я пойду за Безбородым. Этот аркан для пего.

Еще не кончился ночной пир у хана Шахдара. Запахи плова и шашлыка убивали благоухание цветов. В саду, возле водоемов, валялись пьяные сановники и латники. На глиняном возвышении, покрытом хорасанским ковром и освещенном светильниками, сидели полукругом, поджав ноги, седобородые дворцовые слуги. Их шелковые халаты были залиты бараньим жиром и красным вином. Среди старцев был и ханский соглядатай. Безбородый прислушивался к разговорам, притворяясь еще более пьяным, чем его собеседники, тому поддакивал, с тем хихикал, а с третьим на краткое время вступал в спор, чтобы тут же согласиться с доводами спорщика. Здесь было для него не веселье, а работа: он собирал жатву, чтобы потом накормить своего хозяина-хана едой, приготовленной из клеветы и наветов. Он обрадовался, увидев Сакибульбуля: