Царь Живых - [67]

Белая ночь. Действительно белая – не серое марево в болотном граде царя-реформатора.

Белая ночь за окном чуть накренившегося бревенчатого дома. Родительского дома.

Марья у окна. У нее лицо старухи.

Андрюша посапывает в кровати – утомился… Новое место, новые впечатления… Андрюша крепко спит. Андрюша – нареченный … Жизнь как-то наладилась. Жизнь, она всегда так – или обрывается, или как-то налаживается. Их жизнь не оборвалась – пока.

Марья у окна. У нее лицо старухи.

Ей двадцать четыре года.

…Тонкий слой мелкого пепла повторял контур скорчившегося в агонии тела. На полу, на паркете – с дивана Полухин скатился, а вернуть его обратно Иван не смог – горячее тело рассыпалось в руках… Дерево паркета ничуть не пострадало.

Тонкий слой невесомого пепла… Все, что осталось от Славы Полухина – желавшего кого-нибудь убить, чтобы стать мужчиной. Не убившего. Но все-таки ставшего – мужчиной.

Он смотрел на слой пепла, повторивший контур скорчившегося тела.

Потом – преклонил колена над тем, что осталось от павшего.

Глаза были сухи.

Смыв испачкавшую лицо и руки черную жирную сажу, Иван вспомнил про Наташу. Ушла, убежала из квартиры? Грех винить…

Она не ушла. И не убежала.

Она стояла у окна. В другой комнате. Смотрела в мутную серую пустоту за окном – и не видела ничего. Стояла у самого окна, скрестив на груди руки, вцепившись пальцами в плечи, – держала себя в руках в прямом и полном смысле слова.

Молчала.

Не обернулась на шаги.

Слов у него не было. Он подошел сзади, обнял ее. Провел рукой по коротким каштановым волосам.. Потом еще и еще – Иван гладил ее по плечам и волосам, он аккуратно и нежно разжал ее втиснувшиеся в плечи пальцы – отдавал ей часть своей силы и брал взамен ее боль…

И – чувствовал, как сжавшийся камень снова превращается в человека.

В девушку.

Глава 3

А ведь Иван неспроста так обнимает Наташу…

Известно, что может вдруг случиться, если молодой мужчина двадцати восьми лет от роду, вполне здоровый и из себя не урод, обнимает – пусть с целями-то самыми невинными, пусть думая всего ободрить и утешить, – обнимает девушку двадцати двух лет от роду, тоже вполне здоровую и с вполне привлекательными внешними данными…

Всякое тут может случиться. В том числе и это…

С пишущими гражданами, когда на бумаге дело доходит до этого, происходит нечто странное. Одни настолько воспаряют духом, что прочитай их вирши, скажем, слабо разбирающийся в земной физиологии инопланетчик-тарелочник – так бы и остался, бедняга зеленокожий, в блаженном неведении о способах размножения землян. Потому что от описываемых пиротехнических эффектов – вспыхиваний, и воспыланий, и возгораний, и самовозгораний, и явных поджогов, и даже взрывообразных, измеряемых в кило– и мегатоннах оргазмов – детей появиться не может, вообще ничего хорошего появиться не может, кроме головной боли у пожарной охраны и вечно занятой линии “01”…

Есть и другой подвид пишущих – вроде не воспаряющих, вроде как остающихся на земле, но… Но несколько, мягко говоря, преувеличивающих возможности своих персонажей. Физиологические возможности. У них, у персонажей, все и всегда работает с недостижимой даже для НАСА и Росавиакосмоса безотказностью… А в нужный момент – не взрывается, но извергается: потоками, ручьями, водопадами…

Трудно понять пишущих.

Вроде ведь с некоторыми из них это бывало, может, даже со многими – так и почему же не написать правду? Коротко, ясно, по-военному? Глянешь на них, на авторов, – на вид вроде здоровы, почитаешь – и ясно: пора им в медчасть… Одним (у которых при этом все вспыхивает и взрывается) – к психотерапевту, по поводу крепнущей пиромании. Вторым (у которых водопады и заливающие все струи) – к урологу, ибо у здоровых мужчин при этом мочеиспускательные сфинктеры надежно перекрываются…

Есть и третий подвид пишущих – ставящие перед началом этого многоточие. И переходящие к следующей главе. Короче, уцелевшие мамонты соцреализма…

Но не про мамонтов речь. Сами вымрут. Есть причина, по которой не хотелось рассказывать про это…

Наташа была девственницей.

Бывает такое на двадцать третьем году жизни – и не только с обиженными природой по части ума или внешности. Бывает. Проверено.

Предвижу вопли возмущенных Иваном ханжей-моралистов: ДА КАК ЖЕ ТАК?!! Ведь он же Адель любит?!

Любит. Но бывает и так, господа моралисты. С кем так не бывало, может первым взять камень и первым его в Ивана…

Не понял… Это все первые?! Тогда слушай мою команду! В колонну по три стано-о-о… вись! Шаг-о-о-ом… за камнями, направление юго-юго-запад, дистанция порядка километра …арш!!

Нашлись моралисты… Там, кстати, в указанном направлении, за поворотом имеют место неразгруженные платформы со щебнем. И злой как черт старшина, второй час безуспешно ожидающий обещанную рабочую силу. Увидите – вернутся другими людьми.

Оставшимся довожу: не хотел я про это рассказывать.

Но расскажу.

Коротко.

По-военному.

Без струй и взрывов.

Она стояла у окна. В другой комнате. Она не видела ничего – там, за окном. Глаза открыты – но перед ними пустота. Черная пустота. Она ушла на середине жуткой агонии, когда все стало ясно – и неизбежный финал, и то, что они ничего не смогут сделать, ничем и никак не помогут… Сбежала. Это была не слабость души, есть зрелища, которые могут выдержать только родившиеся с сердцем Воина – да и то не все… Она не кричала, не билась в истерике – стояла у окна, скрестив на груди руки, вцепившись пальцами в плечи – и не чувствуя, что на плечах останутся синяки… Она держала себя в руках в полном смысле слова…