Царь Соломон - [72]

Если следовать теории, что перед нами прежде всего свадебные песнопения, то «Песнь песней» начинается с обжигающего признания невесты в любви к жениху, в желании близости с ним:

Пусть сольются в поцелуе наши уста,

ибо любовь твоя слаще вина.

Благоуханны притирания твои,

само имя твое источает аромат, потому и влюбляются в тебя девушки.

Влеки меня за собой — побежим мы;

Приведи меня, Владыка мой, в Свои покои.

Будем радоваться и восторгаться мы,

воспевать любовь нашу, которая слаще вина,

любовь чистую.

(1:2–4)[127]

Вслед за этим невеста внезапно смущается; ей начинает казаться, что она недостаточно хороша для милого, и обращается к подругам:

Хоть от загара и черна я, дочери Иерусалима,

как шатры кедаров, но сойдет загар —

и снова я стану белокожей и прекрасной,

как белые ковры во дворце Шломо…

(1:5)

И затем она снова обращается к жениху:

Скажи мне, возлюбленный души моей,

где пасешь ты овец своих, где укладываешь на отдых в полдень?

Зачем мне искать тебя, пряна лицо под накидкой,

Обходя отары, что пасут твои друзья?

(1:7)

Это — первая странность в тексте: лицо под накидкой прятали обычно блудницы или женщины, пребывающие в трауре, и героиня почему-то явно боится, что ее примут либо за ту, либо за другую.

Но дальше уже следует реплика жениха, исполненная не меньшего восторга, чем песня невесты:

Если не знаешь ты, где найти меня, прекраснейшая из женщин,

Гони ягнят своих по овечьим тропам меж пастушьих стойбищ.

С кобылицей в колеснице фараоновой

сравню я тебя, подруга моя.

Красота твоих щек оттенена серьгами,

прекрасна шея твоя, украшенная ожерельями…

(1:8-10)

И завершается первая глава обменом комплиментами между влюбленными:

Он — Ей:

— Как прекрасна ты, подруга моя, как прекрасна!

Глаза твои чисты, как у голубки.

Она — Ему:

— Как ты прекрасен, возлюбленный мой, и приятен!

И сочной зеленью усыпано наше ложе.

Крыша приюта нашего — кроны кедров.

Стены — стволы кипарисов.

(1:15–17)

Во второй главе ток поэтического напряжения резко повышается; она более метафорична, но дело не столько в украшении текста метафорами, сколько в удивительно психологически точной передаче состояния влюбленности, и сам ритм текста, кажется, передает ритм биения сердец юноши и девушки, думающих друг о друге:

Она — Ему:

— Я — лилия Шарона, я тюльпан.

Он — Ей:

— Как тюльпан среди колючек,

подруга моя среди девушек…

(2:1–2)

И дальше:

Она — подругам:

— Привел он меня на пир любви,

на пир любви, которую излучают глаза его.

Подкрепите меня пирогами,

окружите мое ложе яблоками,

чей аромат освежает,

ибо я больна любовью…

(2:4–5)

Завершается вторая глава монологом влюбленной, разлученной с любимым, грезящей о встрече с ним, так что сама природа словно сопереживает этим грезам и помогает им:

…Заклинаю вас, дочери Иерусалима,

газелями и степными ланями:

не мешайте влюбленной,

не тревожьте ее, когда она грезит…

…Воскликнул возлюбленный мой, обращаясь ко мне:

«Встань, подруга моя, красавица моя, и иди за мною!

Вот уже и прошла зима, дожди прошли, отшумели;

цветами покрылась земля, настало время певчих птиц,

и голос горлицы слышен в стране нашей;

ветви смоковницы — в завязи плодов,

и на благоухающих лозах появились ягоды.

Встань, подруга моя, красавица моя, и иди за мною!..»

«Не могу я сейчас пойти за тобой, — отвечаю я, — ибо велели нам:

„Ловите шакалов и их детенышей, портящих виноградники, —

Ведь появились на лозах ягоды“».

Возлюбленный мой принадлежит мне, а я — ему;

он ненадолго покинул меня, чтобы пасти отары свои среди тюльпанов…

(2:7-16)

Наконец, только в третьей главе после очередной «арии» невесты и славословий в ее адрес подруг в тексте возникает имя царя Соломона, но из него вовсе не следует, что он и есть избранник героини поэмы. Фигура царя скорее выступает здесь как символ могущества, богатства, красоты, страсти — словом, всего того, с чем связывается обычное человеческое счастье. Героиня не влюблена в Соломона, а отождествляет своего возлюбленного с ним:

Она вместе с подругами:

— Вот ложе Шломо; вокруг него —

шестьдесят отборных воинов Израиля.

Все они владеют мечом, испытаны в битвах;

меч — у бедра каждого;

ночью охраняют они царя от опасности.

Свадебный балдахин построил себе царь Шломо

из кедров ливанских.

Колонны его — из серебра, ковры в нем расшиты золотом,

сиденья там покрыты пурпурной тканью;

любовью дочерей Иерусалима к их повелителю

напоен сам воздух в нем.

Пойдите и поглядите, дочери Сиона, на царя Шломо в венце,

которым мать увенчала его в день свадьбы —

день, когда сердце его наполнилось радостью.

(3:7-11)

Следующая, четвертая глава уже целиком строится на изысканных метафорах и сравнениях, достаточно характерных для народа, живущего скотоводством и земледелием. Эротическое напряжение в ней усиливается, слова и сравнения становятся все более откровенными. Суть этой главы состоит в том, что, несмотря на всю силу влечения, влюбленные пока, до брака, остаются запретны и недоступны друг для друга. Сама эта недоступность лишь еще больше усиливает их страсть:

Он — Ей:

— Как прекрасна ты, подруга моя, как прекрасна!

Подобна голубке ты!

Волосы твои, скрепленные гребнем, струятся,

как стадо коз, сбегающих с гор Гильада.

Зубы твои белы, как белоснежная шерсть овец