Царь Соломон - [73]

из отборной отары после купания;

подобно овцам этим, зубы твои — один к одному,

и ни малейшего нет в них изъяна…

…Шея твоя подобна башне Давида —

Лучшему творению зодчих.

Подвески ожерелий на ней — словно множество

висящих на башне щитов и колчанов героев.

Груди твои — как две юные лани, лани-близнецы,

пасущиеся среди тюльпанов…

…Речи твои сладки, невеста, как сотовый мед;

молоко и мед под языком твоим.

И запах одежды твоей — как запах деревьев ливанских.

Недоступна ты, сестричка моя, невеста, как райский сад,

недоступна, как текущий под землей источник,

как влага в запертом колодце.

(4:1-12)

В пятой главе герой поэмы обращается поочередно то к невесте, то к друзьям, призывая их есть и пить на этом пиру допьяна, а невеста рассказывает подругам свои потаенные сны о любимом, один из которых исполнен подлинного драматизма:

…Помню, как душа моя рвалась к нему,

когда он обращался ко мне,

а теперь я искала его и не находила,

звала его, а он не откликался.

Повстречались мне стражники, обходившие город;

избили меня, изранили,

шаль сорвали с меня

стражи стен городских.

Заклинаю вас, дочери Иерусалима:

если вы встретите возлюбленного моего,

скажите ему, что я больна любовью.

(5:6–8)

В этот момент звучат резонные вопросы «девичьего хора»: «Чем возлюбленный твой отличается от других, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой отличается от других, что ты так заклинаешь нас?» (Песн. 5:9).

И героиня отвечает, полная уверенности в том, что ее избраннику нет подобного во всем мире: «Белолиц мой возлюбленный и румян; не найти подобного ему и среди десятков тысяч…» (Песн. 5:10).

Большую часть шестой главы составляет гимн героя поэмы в честь любимой, которая для него не сравнима ни с одной из самых прекрасных жен и наложниц царя:

Шестьдесят цариц у царя и восемьдесят наложниц,

и девушкам в стране нет числа.

Но ты — единственная голубка моя непорочная:

одна ты уродилась такою у матери своей,

сокровище ты родившей тебя.

Видя тебя, восхищаются тобой девушки,

царицы и наложницы восхваляют тебя…

(6:8–9)

В седьмой главе впервые возникает имя героини «Песни песней» — Суламифь (Шуламит), но, возникнув, тут же словно забывается. В этой главе многие уже использованные ранее метафоры повторяются, но наряду с ними возникают новые, изысканные и дерзкие одновременно; эротизм достигает своего пика; ни Он, ни Она не скрывают своего желания слиться в любовном соитии:

Он — Ей:

— …Пупок твой — круглая чаша,

да не иссякнет в ней хмельной напиток нашей любви!

Твой живот плодоносный —

холмик пшеничных семян на току,

окруженный тюльпанами…

…Стан твой строен, как пальма;

Груди твои — виноградные гроздья.

Мечтаю я: взобраться бы мне на пальму,

ухватиться бы за ветви ее,

и пусть будут груди твои гроздьями винограда в моих ладонях,

яблочный аромат твоего дыхания обвеет меня!..

Она — Ему:

— …Я принадлежу возлюбленному моему, и я желанна ему…

Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле,

проведем ночь среди киперов…

…Уже благоухают цветы смоковницы,

и у входа в шалаш наш много разных сладких плодов —

нового урожая и прошлогоднего:

все я для тебя сберегла, мой возлюбленный…

(7:3-14)

Заключительная восьмая глава как бы распадается на две части. Первая из них представляет собой поистине гениальный гимн любви:

Запечатлей меня в сердце своем, не разлучайся со мной,

как не расстаешься ты с перстнем на пальце своем;

ибо всевластна, как смерть, любовь,

жестока, как преисподняя, ревность;

стрелы любви — лучи палящие пламени все пожирающего.

Ливни не в силах загасить любовь,

И речные потоки не зальют ее.

Если бы захотел человек прибрести любовь

ценой всех богатств дома своего —

он был бы отвергнут с презрением.

(8:6–7)

Но во второй части снова возникает Соломон и промелькнувший ранее мотив виноградника, который поставили братья сторожить героиню, и затем уже в финале опять звучит любовная тема:

Подруги:

Виноградник был у Шломо в плодородной долине,

отдал он виноградник тот сторожам на откуп;

каждый приносил ему долю от выручки за

плоды —

тысячу монет серебряных.

Она — подругам:

— А мой виноградник передо мною.

Пусть получает Шломо свою тысячу, а двести — его сторожа.

Он — Ей:

— Обитающая в садах! Хотят друзья мои услышать голос твой, позволь и мне внимать ему.

Она — Ему:

— Беги ко мне, возлюбленный мой, как газель или юная лань,

по вершинам благоухающим!

(8:11–14)

Раши утверждает, что в этих строчках виноградник снова предстает как символ богатства Соломона, но героиня не завидует царю, так как ее виноградник — это ее красота, а пришедшая к ней любовь выше любых земных богатств.

Художественная мощь, поэтическая гениальность текста «Песни песней» не вызывают сомнений. Именно поэтому до сих пор ни на один язык нет равноценного перевода данного произведения, хотя в различных странах в разное время за него брались подлинно выдающиеся поэты. Чтобы читатель понял трудности, связанные с таким переводом, приведем транскрипцию лишь двух первых строк «Песни песней»:

Шир хаширим ашер ле-Шломо:

ишкани минешикот пи-ху…

Понятно, что необычайная красота фразы «Песни песней Шеломо»: «О, пусть он целует меня поцелуями уст своих!..» во многом связана не только с ее ритмом и содержанием, но и шестикратной аллитерацией «ш». Для того чтобы передать всю красоту этих строк, необходимо как виртуозно владеть поэтической техникой, так и обладать знанием языка оригинала. Но переводчиков, обладавших сразу двумя этими качествами, было немного. К числу их принадлежал оставшийся неизвестным русский переводчик XVI века, прекрасно ощущавший все величие текста, с которым ему пришлось работать. Любопытно, что при переводе он решил первую строку «Песни песней» дать в почти оригинальном звучании, а во второй передать ее звукопись: