Царь-Север - [62]
Моторка развернулась и опять, как коршун, спикировала на жертву. И снова кончик ствола полыхнул рваным пламенем. И по затылку оленя, и по воде хлобыстнуло свинцовым горохом… Дробь – так было раньше во всяком случае – непременное условие забоя, чтобы не оставалось подранков и чтобы исключить стрельбу с далекого расстояния. Храбореев знал об этом и очень удивился, когда в хаотичном ружейном бою распознал сухие, короткие щелчки, словно кто орехи колол на берегу.
«Может, показалось? Нет. Карабин работает… Скорей всего «бугор», скотина, – мелькнуло в голове Северьяныча. – Дареный карабин решил проверить. А если промахнется? Рожа арестантская!».
Он повернулся к берегу, глазами поискал «карабинера». Моторист, переживая за общее артельное дело, закричал:
– Чего ты телишься? Как баба… В рот компот!
– Я смотрю, кто там шмаляет пулями?
– Ты не смотри, папаша, ты дело делай!
– Заткнись!
Храбореев поднялся. Лодку накренило на волне, и палец дернулся на спусковой скобе. Ружейное пламя чуть не опалило брови Трубадурика. Горячим вихрем сорвало шапку с головы моториста, и над сединою просвистела пригоршня дроби. В лодку пыжи полетели, завоняло пороховым дымком.
– Сука! Чо ты? – Трубадурик пригнулся и шапку схватил – чуть за борт не упала. Побелел и затрясся, глядя на дымящийся ствол.
Тяжело дыша, Северьяныч верхней губой достал до носа. Черно-желтыми ногтями вырвал отстрелянную гильзу. Перезарядил ружье и покосился на соседнюю моторку: не видел ли кто-нибудь этот нечаянный выстрел. Но здесь никто сейчас ни на кого не обращал внимания. Всяк работал сам по себе.
Лодки, словно железные хищные птицы, приподнимая клювы над водою, входили в вираж и, разгоняясь, опадали, сбрасывали скорость, и ощетинивались желто-красными иглами – над бортами полыхали беспорядочные вспышки. Эхо катилось по реке, образуя в скалах хаотичную артиллерийскую канонаду. В ружейном грохоте тонули все остальные звуки: рев мотора, стон оленя, матерная ругань взбешенного стрелка. Чуть ли не с пеной на губах охотник утюжил моториста, который постоянно правил «маленько не туда, не так». Но, скорее всего, Храбореев занимался руганью как самобичеванием. Душу в дальний угол загонял, чтоб она, зараза, не мешала работе. «А то мы все квасные патриоты, горластые защитники природы! – позднее думал он. – А мясо под водочку жрать в ресторане? А шашлычок заделать на лужайке? Это – ничего? Это можно?.. Но ведь кто-то должен заниматься этой черновой работой – долбить оленье стадо на переправе. Не всем же в белых рубашках прохлаждаться по жизни, в белых перчатках, в белых тапках… В гробу я вас всех видел в этих тапках! Интеллигенты хреновы».
Так будет он думать позднее, отмываясь от крови на берегу. А пока – он стрелял. Метко стрелял и проворно. Стрелял до тех пор, покуда в мозгах не помутилось.
Он увидел царскую корону. Четко, ясно увидел. Вместо рогов на голове оленя вспыхнула корона. Ослепила на мгновенье. И он успел подумать, что не надо бы в корону палить. Но руки работали автоматически. Дробовым зарядом корону разметало в пух и прах! По воде хлестанули рубины, сырые осколки сапфиров… Зажмуриваясь, он бросил ружье… Закрыл лицо руками и покачнулся – едва за борт не выпал. Ноги ослабели. Опустился на мокрое днище. Папироску пожевал, пытаясь прикурить – руки тряслись, ломали спички. На лице подсыхали капельки оленьей крови – лицо корежило. И душу тоже. Он сунул руки в воду, хотел умыться. Но вода под бортом оказалась красная – все равно что кровью умываться.
– Ну? – Трубадурик повизгивал от нетерпения. – Пидор! Ты долго так будешь сидеть? Что? Очко заиграло? Слабо?
Он молча навесил такую оплеуху Трубадурику – бедолага упал на мотор и обжегся. Дико заорал. Потом Трубадурик культяпистой лапой ухватился за горячий ствол ружья на дне моторки. Но Северьяныч успел надавить сапогом на приклад.
– Не рыпайся. Выкину в реку!
– Я все равно тебя, падлу, уделаю!
– Успокойся, Нюра… – устало сказал Храбореев, поднимая ружье. – Может быть, уделаешь, только не сейчас. Садись, сынок, поехали.
Ружейная потеха оборвалась так же неожиданно, как началась. Побуревшая от крови река, взрыхленная моторками, медленно приводила себя в порядок. Течение разглаживалось. Волны переставали всхлипывать, накатываясь на берег. По стремнине, залитой кровавым восходом, уплывали, покачиваясь, туши убитых оленей, у которых густой и длинный волос имеет внутри пустоту и поэтому держит на воде даже бездыханные тела.
Отлично поработали стрелки. За короткое время оленя накрошили ровно столько, сколько сможет за день обработать бригада «мясников». Если бригада в двадцать человек, значит, смело можно «замочить» оленей двести, двести пятьдесят.
Трубадурик направил моторку в лагерь забойщиков. Правое ухо горело; будто лиловый цветок прицепил сбоку помятой фуражки.
– Фраер! – закричал Храбореев. – Останови!
Лодка на малом ходу лавировала между кровавым месивом, тупо толкалась рылом, будто кусала еще теплое мясо оленя.
– Останови, говорю!
– А чо здесь-то? К лагерю давай.
– Ты что, оглох?
Трубадурик посмотрел на ружье. Повиновался.
Выпрыгнув на мелководье, Храбореев, бледнея, пошел за деревья. Потом – побежал. Отбросив оружие, он переломился пополам. Долго и отчаянно рвало. Перед глазами плавали красные круги. В животе, в груди – и может быть, в сердце и в душе – трещало что-то, рвалось. Противным вкусом желчи отдавало. Испуганная птица выпорхнула из-под куста. Не улетела, а стояла рядом, непуганая дурочка. Храбореев покосился на птицу. Рукой махнул – уйди, мол, тошно и без тебя. Стыдно ему было перед птицей. Он упал на колени. Потом на спину. Бездумно, тупо смотрел на небо. Камень под лопаткой отдавал ему свою стылость. Руки, раскинутые крестом, становились холодными, сизыми. Он лежал – как будто помер – с неподвижными открытыми глазами. Никогда еще таким раздавленным Северьяныч себя не чувствовал.
Роман представляет собой непростую по форме, но увлекательную по содержанию, на много голосов звучащую историю «земли обетованной», рассказанную самим народом. Роман впечатляет живописным размахом и необычным построением сюжета. Волхиткой называется колдунья, превратившаяся в волчицу. Два главных полюса романа – противоборство души-царицы и души-волчицы. Здесь причудливо переплетаются и весёлая сказка далёких времён, и сегодняшняя жёсткая действительность, и то, что Ф.М. Достоевский называл фантастическим реализмом.
«Златоуст и Златоустка» – новый роман известного русского писателя Николая Гайдука. Роман полон загадок, приключений и головокружительных сюжетов из области магического реализма. Вечные темы добра и зла, долга, чести и любви, причудливым образом переплетаясь, образуют удивительную ткань повествования.Оригинальны и самобытны герои произведения: Старик-Черновик, Воррагам, Нишыстазила. Ну и, конечно, сам Златоуст, главный герой, человек гениальных возможностей, способный при помощи слова творить чудеса. Светлый дух его, надломленный в эпоху перемен, не сумел устоять перед сатанинскими соблазнами.
Рассказы известного сибирского писателя Николая Гайдука – о добром и светлом, о весёлом и грустном. Здесь читатель найдёт рассказы о любви и преданности, рассказы, в которых автор исследует природу жестокого современного мира, ломающего судьбу человека. А, в общем, для ценителей русского слова книга Николая Гайдука будет прекрасным подарком, исполненным в духе современной классической прозы.«Господи, даже не верится, что осталась такая красота русского языка!» – так отзываются о творчество автора. А вот что когда-то сказал Валентин Курбатов, один из ведущих российских критиков: «Для Николая Гайдука характерна пьянящая музыка простора и слова».
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.
В «Избранное» писателя, философа и публициста Михаила Дмитриевича Пузырева (26.10.1915-16.11.2009) вошли как издававшиеся, так и не публиковавшиеся ранее тексты. Первая часть сборника содержит произведение «И покатился колобок…», вторая состоит из публицистических сочинений, созданных на рубеже XX–XXI веков, а в третью включены философские, историко-философские и литературные труды. Творчество автора настолько целостно, что очень сложно разделить его по отдельным жанрам. Опыт его уникален. История его жизни – это история нашего Отечества в XX веке.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.