Царь Саул - [2]

Сыны Анака были коренастые, горбоносые, с резкими чертами лица, жёсткими от морской соли бородами, смелым нравом и неутомимой жаждой наживы. Они строили просмолённые крутобокие корабли, бесстрашно плавали по бурным волнам и торговали хлебом, вином, оружием, украшениями, тканями и рабами. В сопредельные государства они доставляли морем огромные кедры Ливанских гор.

Прибывшие в Ханаан с дальних островов купцы не раз сообщали о том, что сыны Анака нападают на встречные корабли, на прибрежные поселения и занимаются самым отъявленным разбоем. Женщины в их знаменитых портах не отличаются скромностью. Они часто предлагают себя путешественникам за серебряные шекели — овальные монетки с изображением рогатой головы бога Мелькарта, или же бесплатно отдаются на порогах храмов во имя богини Ашторет. Преступников здесь не побивают камнями, не бросают в воду, не привязывают, как у хеттов, к хвосту необъезженной лошади. У финикиян осуждённого прибивают к столбу с перекладиной и устанавливают столб на возвышенности под беспощадным солнцем.

Люди ибрим[7], пришедшие из Синайской пустыни, военной силой сумели захватить несколько городов Ханаана, истребив в них неё население и даже животных. Некоторые из них, называемые также «дети Эшраэля», более мирно расселились среди ханаанских народов, научившись со временем земледелию и ремёслам, превратившись в жителей городов, в хлеборобов и виноградарей. Часть детей Эшраэля продолжала вести полукочевую жизнь, ночуя в шатрах из козьей шерсти, подобно аморреям с их богом Мильком в виде крылатого быка, мохабитам, поклоняющимся идолу бараноподобного Баал-Тегора, потомкам Амалика, вечным разбойникам, угоняющим чужие отары, аммонеям и прочим прокопчённым у пастушеских костров племенам, чьи кудлатобородые шейхи со временем объявили себя царями.

Став похожими на оседлых, любящих земледельческий труд хананеев, но невольно оставляя в сердце место для морали необузданных кочевников, люди ибрим поначалу отвергали разноплеменных языческих богов. Они следовали заповеди праотцев Абарагама, Ицхака, Якуба и закону, полученному пророком Моше[8] на священной горе Хорив, почитая единого Йахбе (иные говорили Яхве или Ягбе), бога невидимого, всемогущего и беспощадного, избравшего смуглый народ ибрим своим молитвенником и ответчиком.

Тем не менее время шло, и некоторые дети Эшраэля ослабли в преданности неведомому богу, суровому надзирателю и ревнителю.

Подобно другим жительницам Ханаана, женщины их легкомысленно носили яркие туники, а голову окутывали пёстрыми шалями. Они чернили волосы отваром ореховой скорлупы, подкрашивали веки малахитом, растёртым в порошок, губы и щёки мазали красной охрой. Они не пренебрегали украшениями: на их руках и ногах блестели браслеты, а на шее — ожерелья из разноцветного бисера. В ушах и мужчины, и женщины носили подвески с сердоликом, ониксом, бирюзой.

Чем многочисленнее они становились в городах и селениях, тем чаще случалось их совращение к почитанию чужих богов — сластолюбивой Ашторет или юного Таммуза, погибшего, но воскресавшего ежегодно вместе с белыми крокусами, лиловыми цикламенами и степными маками, вместе с зелёными побегами и листьями дерева ситтим (пустынной акации). Забыв о грозном и непрощающем Ягбе, люди ибрим приносили жертвы балам — духам кремнистых гор, огромных скальных дубов или заповедных пещер. Молились даже небольшим рукотворным идолам-террафимам — куколкам из глины, дерева, отшлифованных самоцветов, хотя всякие амулеты были враждебны вере в единого и невидимого.

Эти божки, духи, баалы казались удобными и пригодными в хозяйстве, житейских передрягах, душевных и телесных, — наконец в укрощении обычных природных явлений. А что уж говорить о страшном демоне, хозяине безводной пустыни, которого звали Баал-Зебуб. Не принеся ему в жертву козлёнка, невозможно было и думать о путешествии через обширные пустые пространства — через сухую степь, где рыскали львы, а в каменных глыбах поджидал добычу чудовищный чешуйчатохвостый скимен[9] с раздвоенным языком.

Немало мужчин из колен Эшраэля брали в жёны домовитых, ухоженных, искусных в любви дочерей Ханаана, или светловолосых статных уроженок северной области Митанни[10], или темнокожих, с синей татуировкой на щеках, гибких и пылких женщин аммореев, женщин Мохаба, Амалика, Амона. Соответствующим образом поступали некоторые вдовы и девственницы из городов Эшраэля, вступая в брак с мужчинами этих народов, с идолопоклонниками, не знающими обрезания (которое соблюдают и красноватые полуобнажённые жители Мицраима-Египта).

Время шло, люди ибрим погрязли в грехах, и грозный бог Ягбе, видя их предательство, жаждал отмщения.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Чахлая смоковница с растрескавшейся корой чудом росла на краю пустыни. Она выжила благодаря скуповатому источнику, издавна поившему её. Смоковница едва дотягивалась корнями до подземной водяной жилы, и часть её сучьев ещё одевалась зеленовато-бурой листвой. Даже в зимний месяц «шебат» солнце к полудню начинало палить нещадно, и широкие пальчатые листья уныло повисали от нестерпимого зноя.

Тишина не нарушалась ни единым звуком — ни порывом Петра, ни криком птицы, ни визгливым плачем шакала. Пустынная змея вытекала иногда из-под камня маслянисто поблескивавшей струйкой, свиваясь и скользя на песке. Её подвижные иероглифы оживляли на несколько мгновений кладку из нетёсанных булыжников, выбеленные солнцем кости животных и чуть заметные кострища — следы неведомых путников.