Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины) - [44]
Если исходить из презумпции достоверности текста документа, то можно сделать интересные выводы. Население Иудеи тогда было в основном земледельческим, а в городах диаспоры иудеев состояли из ремесленников или мелких торговцев, в лучшем случае, как в Египте, мелких государственных служащих, полицейских и солдат, но в целом неизвестно о каких-либо крупных состояниях, принадлежавших иудеям. Поскольку же в деле Флакка, защищаемого Цицероном, речь шла о крупных суммах, то можно говорить о пожертвованиях многочисленного населения, проживавшего к тому времени не только в провинциях, но также в Италии и даже самом Риме. Но этого мало. «Иудейские толпы» могли «бушевать» только при благожелательном отношении плебейских низов, исторически составлявших эти народные собрания. Во всяком случае, в тексте прямо говорится о проиудейских настроениях массы, собиравшейся на народные собрания. Если это так, то речь может идти не столько о собственно иудеях, сколько об «иудействующих» из язычников. Это тем более вероятно, что об успехе иудейского прозелитизма в последующие десятилетия имеются многочисленные свидетельства как иудейских, так и языческих авторов.
Далее Цицерон ясно даёт понять, что иудеи стали ежегодно посылать деньги «из Италии и всех наших провинций» в Иерусалим. Это, конечно, могло произойти только после включения Иудеи и Иерусалима в состав Римской державы. Таким образом Помпей, которого Цицерон в письме к Аттику (апрель 59 г. до н. э) именует «Гиеросолимарий (Иерусалимский)»>{71}, разрушив иудейское царство, тем самым способствовал не только сплочению, распространению иудейских общин на всей единой территории огромной Римской державы, но и усилению влияния иудаизма на народные массы язычников. Если прибегать к несколько рискованным обобщениям, то получается, что именно Помпей является невольным автором появления пресловутого «еврейского вопроса» в Западном мире.
Возвращаясь же к иудейским сюжетам, можно отметить, что из речи Цицерона следует, что Гиркана как этнарх (буквально глава народа) и Первосвященник Иерусалимского Храма получил контроль над значительными финансовыми средствами. Как пишет Иосиф Флавий: «Никого не должно удивлять, что в нашем Храме такая масса золота, потому что все в мире иудеи, равно как и все прочие почитатели Предвечного, в Азии и Европе, с давних времён доставляли туда свои приношения… У нас нет другой казны, кроме священной» (ИД. Т. 2. С. 80). Добавим, что, как свидетельствует Цицерон, приношения поступали уже из Италии и даже самого Рима.
Безусловно, это повысило возможности прежде всего Антипатра. Первой его несомненной удачей была своевременная помощь преемнику Помпея Скавру, который необдуманно затеял поход против набатейского царя Ареты, не позаботившись о должном обеспечении своего войска продовольствием. Как пишет Иосиф, поход оказался тяжелым, к тому же страна была разорена самими римлянами настолько, что войско Скавра страдало от голода. Положение было бы совсем тупиковым, но проницательный политик и дипломат отец Ирода находит выход. Он за свой счёт обеспечивает римскую армию продовольствием и всем необходимым. Одновременно, используя свои связи с набатейским двором, он убеждает Арету прекратить военные действия, согласившись с формальным подчинением Риму и выплатив известную сумму в виде дани. При этом он из своих средств гарантировал выплату этой дани Аретой римлянам в размере 300 талантов. Тем самым война была прекращена и римляне формально могли провозгласить себя победителями.
Однако далеко не все были довольны укреплением позиций Антипатра и его семьи. У Аристобула и его сыновей оставалось достаточно сторонников, которые ждали удобного момента. Иосиф Флавий подробно описывает продолжавшуюся вплоть до 55 года до н.э. в Иудее ожесточенную партизанскую войну, которую с известным основанием можно назвать гражданской. Римские власти, несомненно, поддерживали одну сторону — Гиркана, точнее Антипатра, но странным образом действовали против Аристобула и его сыновей даже после военного разгрома их войск, очень осторожно и великодушно. Первое восстание поднял сын Аристобула Александр, которого Помпей вместе с Аристобулом и его семьёй приказал доставить в Рим для участия в триумфе. Александр, судя по его действиям, был похож своей энергией и мужеством, хотя и был неразумным, на отца. В течение короткого времени ему удалось собрать значительные силы (Иосиф называет 10 тыс. пехотинцев и 1500 всадников), укрепить крепости, в частности Александрион в центре страны и Махерон на границе с Аравией. Накопив достаточно сил, он даже попытался овладеть Иерусалимом, что «походило на то, что скоро Гиркан будет свергнут» (ИВ. С. 31). На помощь Гиркану и Антипатру против повстанцев выступил назначенный в 57 году до н.э. новый наместник провинции Сирии претор Габиний. Союзники разгромили войска Александра в сражении, и он заперся в крепости Александрион. После недолгой осады Александр сдался на милость победителя. Великодушие Габиния было настолько велико, что он обещал матери Александра отпустить из Рима находящихся там в плену других её детей. Ироду в это время было уже 16 лет, и можно не сомневаться, что именно тогда он получает первый боевой опыт в войсках своего отца. Вполне обоснованно предположение, что именно тогда он имел возможность познакомиться с римским офицером, будущим соправителем, а затем врагом Октавиана Августа 26-летним Марком Антонием. По словам Иосифа, «именно в этом сражении Марк Антоний проявил необыкновенное мужество; хоть и в прежних битвах он постоянно доказывал свою доблесть, но никогда не делал столь убедительно, как теперь» (ИВ. С. 31). Это боевое содружество помогло Ироду позднее, когда его товарищ по оружию Марк Антоний стал повелителем Востока, сломить силы которого смогла только египетская царица Клеопатра. Впрочем, эта же погубившая его любовная страсть побудила великого Шекспира обессмертить его имя в великой драме.
