Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины) - [15]

.

Таким образом, уже в ходе и конце вавилонского пленения, то есть в VI веке до н.э. приверженцы иудаизма выходят за традиционные рамки территориально-этнического единства и расселяются далеко за пределы своей духовной и племенной исторической родины, свидетельствуя тем самым о начале новой «еврейской цивилизации». Это стало возможно потому, что ко времени вавилонского изгнания сформировался устойчивый психологический архетип, то есть коллективно наследуемые формы восприятия и понимания, характерные для этой еврейской цивилизации. Иначе говоря, сложилось то, что психолог Юнг называет «коллективным бессознательным», которое, согласно его определению, «состоит как из унаследованных моделей восприятия и понимания, так и культурных, являющихся продуктом современной социальной действительности»^{10}.

Этот цивилизационный архетип и соответствующая ему социальная и религиозная структура иудейского общества окончательно сложились ко времени появления в конце IV в. до н.э. в Западной Азии новой эллинистической державы Александра Македонского, предшественника Римской империи.

Эти два культурно-исторических типа, иудейский и эллинский, были не только различными, но и диаметрально противоположными, вплоть до враждебности. Однако несмотря на это, полные противоречий взаимоотношения народов, представлявших могущественный тогда Запад, с одной стороны, и, казалось бы, слабое восточное племя, с другой, сыграли огромную роль в последующей истории мира и не только в духовном отношении.

Различие сторон легко объясняется глубинными историческими причинами их возникновения и развития. Великий поход Александра Македонского, начавшийся в 334 году до н.э. и продолжавшийся практически до его до смерти в 322 году, был, конечно, подлинным триумфом молодого царя. Его личные достоинства были всесторонни и неоспоримы — отвага, неукротимая энергия, полководческий дар, образованность, способность привлекать к себе даже народы завоёванных им стран. Помимо этого, царя возвышали замысел сплочения единой высокой культурой всего населения своей империи, благородное и великодушное обращение с побеждёнными и, наконец, просто личная красота. Всё это, казалось, оправдывало притязания Александра на звание потомка бессмертных богов.

Вместе с тем, не следует и переоценивать значение даже такой, безусловно, по-своему выдающейся личности. Ведь, вообще говоря, носители эллинской цивилизации не были совсем чуждыми Персидской державе. Археологические материалы свидетельствует о широком импорте греческих товаров, в частности, керамики и предметов искусства. Более того, к IV веку во многих торговых городах греческие монеты воспроизводились как великими царями, так и местными правителями Сирии и Палестины^{11}. И самое существенное — самую боеспособную часть его войска составляли наёмные греческие войска под командованием грека Мемнона. Как свидетельствуют источники, если бы Дарий следовал его советам, то победа Александра, при всех его талантах, была бы крайне сомнительной. Но даже при успехе похода дело выглядело, к неудовольствию полководцев Александра, так, как если бы не он покорял Восток, а наоборот — Восток завладевал его помыслами и чувствами, превращая Александра не в победителя, а в наследника и преемника Великого царя.

Конечно, ученик Аристотеля отлично сознавал, что с ним в поход пошли не просто мстители Эллады за поход Ксеркса, разорение Афин и греческих городов, а в основном грубые македонские крестьяне, дикие фессалийские всадники, плебейские элементы эллинских полисов и в значительном количестве воины диких и необузданных фракийских племён и других варваров. Всем им дома приходилось нередко утолять голод ячменным хлебом, мечтая о праздниках с мясом и вином. Они жаждали и роскоши персидских вельмож, и военной добычи. Александр в полной мере старался удовлетворить эти желания при первой же возможности. Характерно сообщение Плутарха: «После битвы при Иссе Александр послал войска в Дамаск и захватил деньги, пожитки, жён и детей персов. Большая часть добычи досталась фессалийским всадникам, особо отличившимся в битве. Остальное войско Александра также имело всё в изобилии. Македоняне тогда впервые научились ценить золото, серебро, женщин, вкусили прелесть варварского образа жизни и, точно псы, почуявшие след, торопились разыскать и захватить все богатства персов»^{12}.

Однако и сам царь, несмотря на строгое воспитание, целомудрие, умеренность и владение собственными страстями, не мог удержаться от восхищения, увидев роскошь, окружавшую побеждённого персидского царя. Как пишет моралист Плутарх, «когда Александр увидел всякого рода сосуды — кувшины, тазы, флаконы для притираний, все искусно сделанные из чистого золота, когда он услышал удивительный запах душистых трав и других благовоний, когда, наконец, он вошёл в палатку, изумлявшую своими размерами, высотой, убранством лож и столов, — царь посмотрел на своих друзей и сказал: “Вот это, по-видимому, и значит царствовать!”»^{13} Такими представлениями можно в значительной степени охарактеризовать и цели его похода.