Царь Ирод - [23]

Миссия Ирода в значительной степени облегчалась тем, что еврейские купцы Родоса, Греции и всех прилегающих к ней островов горячо поддерживали Рим. Большинство из них были убежденными эллинистами и все, как один, осуждали Антигона за то, что тот встал на сторону парфян. Антигон должен быть смещен, и во главе Иудеи, которую они продолжали считать родиной и с которой сохраняли тесную связь, следует поставить «человека Рима» — это у них не вызывало сомнений. Правда, они были убеждены, что при этом на иудейском троне должен восседать кто-то из потомков Хасмонеев, а идумей Ирод может быть в лучшем случае регентом, но ведь Ирод в беседах с ними ничего и не говорил о своих претензиях на трон.

Вскоре Ирод собрал достаточно большую сумму, в течение короткого времени построил великолепную триеру и в начале зимы отбыл на ней к берегам Италии. Его отплытие пришлось как раз на время, когда Антоний и Октавиан сумели добиться в Брундизии временного примирения и вместе отправились в Рим.

По странному совпадению Ирод также высадился в Брундизии, чтобы вскоре тоже появиться в Риме.

Мы можем только гадать, что испытывал Ирод, впервые оказавшись в этом великом городе, — источники об этом умалчивают. Несомненно одно: ему было там интересно. Как мы увидим чуть позже, по призванию Ирод был прежде всего гениальным инженером и архитектором; он остро чувствовал красоту зданий, их гармоничное сочетание с окружающим ландшафтом, а в этом смысле евреям, безусловно, было чему поучиться у римлян.

Впрочем, особенно наслаждаться римскими красотами времени у него не было.

Встретившись с Антонием, Ирод сделал подробный доклад о событиях в Иудее, и его рассказ произвел должное впечатление. Диктатор понимал, что во многом должен был пенять на самого себя; на то, что, увлекшись Клеопатрой, почти год совершенно не занимался делами. Но, как и ожидал Ирод, все пламя своего гнева Антоний обратил на Антигона, открывшего парфянам ворота Иудеи, а затем и Иерусалима.

Кроме того, по словам Флавия, на не чуждого сентиментальности Антония большое впечатление произвела сама судьба Ирода, который вроде совсем недавно был вершителем судеб, обладал правом казнить и миловать, а сейчас сам бежит от врагов и выступает в роли просителя милости.

Октавиан согласился с Антонием: Иудея слишком важная провинция, чтобы Рим мог ее потерять. Сместив Гиркана, назначенного Римом этнархом, и расправившись с поставленными Римом тетрархами Фазаилом и Иродом, Антигон, по мнению второго диктатора, поставил себя вне закона и должен быть повергнут вместе с парфянами. Согласился Октавиан и с тем, что лучшего правителя Иудеи, чем Ирод, Риму сейчас не найти.

Вопрос заключался в том, в каком статусе должен был вернуться Ирод в Иудею, чтобы предъявить претензии на власть.

Обычная для Рима практика заключалась в том, чтобы сажать на престолы в вассальных странах покорных им царей-клиентов[32], принадлежащих к правящей династии, — чтобы создавалась видимость того, что монарх-марионетка сидит на троне по праву.

Это значило, что следующим царем Иудеи должен был стать представитель рода Хасмонеев. Но Антигон, став предателем Рима, на эту роль точно не подходил, и о примирении с ним не могло быть и речи. Гиркан, отправленный в плен в Вавилон, запятнал себя малодушием и готовностью вести переговоры с парфянами. Единственным наследником Хасмонеев мужского пола, к которому у Рима не было никаких претензий, был внук Гиркана Аристобул, но ему было чуть больше десяти лет, и для царской короны он был слишком мал…

История опять-таки умалчивает о том, кому именно в голову пришла идея объявить царем-клиентом Иудеи Ирода.

Возможно, это был Антоний, которому уже давно надоела семья Хасмонеев, в каждом из представителей которой, по его мнению, в той или иной степени жил религиозный фанатик и националист, тайно мечтающий поднять мятеж против Рима. Окончательно отстранить Хасмонеев от власти и поставить на их место «своего» человека значило кардинальным образом на многие годы решить иудейский вопрос.

Но не исключено, что это был Октавиан, считавший, что, назначив евреям царя, Рим окончательно покажет этому «жестоковыйному» народу, кто в доме хозяин.

И все же, вероятнее всего, это предложение исходило от самого Ирода, понявшего, что пришло время исполнения своих самых тайных и заветных желаний, и выпросившего эту особую милость у диктаторов. При этом Ирод мог отбить довод, что не имеет права на престол, напоминанием об обручении с царевной Мариамной — в этом случае он становился членом царской семьи и получал законное право претендовать на власть. В конце концов, разве не обосновывал царь Давид свое право на корону тем, что был женат на дочери царя Саула?!

Именно напоминание о том, что подобные прецеденты уже были в прошлом, скорее всего, и убедило Антония и Октавиана, и они решили провести утверждение Ирода царем Иудеи в сенате.

Безусловно, это был уже далеко не тот сенат, каким он был во времена Республики. Теперь он состоял не из интеллектуальной элиты Рима, свободно мыслящих людей, а из покорных марионеток Октавиана и Антония, по сути дела, не выбранных, а ими же и назначенных, нередко из числа своих воинов или вольноотпущенников.