Царь Ирод - [102]

Когда арестованных поставили перед царем, Ирод в первую очередь спросил, кто из них действительно участвовал в уничтожении орла, а кто был арестован случайно. Казалось, таким образом он давал стоявшим перед ним юношам шанс на спасение — стоило кому-либо из них заявить, что его арестовали по ошибке, и он был бы, весьма вероятно, тут же освобожден.

Но ни один из сорока задержанных такого заявления не сделал. Более того, когда начались индивидуальные допросы, все арестованные с улыбкой подтвердили, что они и в самом деле участвовали в том деле, которое им вменяется в вину.

На вопрос, кто им внушил мысль об уничтожении орла, также последовал единодушный ответ, что они следовали заветам отцов и Моисееву закону и не сожалеют об этом.

Наконец, Ирод спросил их, почему они пребывают в прекрасном настроении, хотя знают, что их ждет смерть.

— Потому что мы также знаем, что после смерти нас ждет прекрасная доля в грядущем мире! — последовал ответ.

Вряд ли нужно напоминать читателю, что для Ирода всегда было крайне важно создать видимость справедливости и законности всех своих решений (вероятнее всего, он и сам искренне верил, что вершит справедливый суд и карает преступников по заслугам). Поэтому он объявил, что все арестованные предстанут перед судом, который состоится в Иерихоне.

Такое решение было вполне понятно: если бы суд над Иегудой, Маттафией и их учениками состоялся в Иерусалиме, он вполне мог породить новые, еще большие народные волнения. Иерихон же был населен в основном семьями преданных Ироду наемников и поставщиками царского двора, в лояльности которых сомневаться не приходилось.

Одновременно Ирод велел направить в Иерихон представителей еврейской аристократии, а также духовных лидеров нации, пользующихся наибольшим авторитетом в народе, — якобы для того, чтобы они засвидетельствовали справедливость свершенного им суда.

Суд состоялся в Иерихонском амфитеатре, до отказа набитом народом — как жителями города, так и «приглашенными» зрителями. Так как Ирод из-за отеков ног уже не мог ходить, его внесли на сцену на носилках и осторожно уложили на обитую пурпуром кушетку.

Трудно сказать, сознавал ли Ирод, что это его последнее выступление перед народом, или все еще надеялся на свое исцеление, но он начал речь с напоминания о своих многочисленных заслугах перед нацией. Главной же из этих заслуг он считал перестройку Храма, придание ему должного величия и великолепия — то, что так и не смогли сделать Хасмонеи за сто с лишним лет своего правления.

— И вот теперь, — тут Ирод неожиданно резко возвысил голос, так что все сидевшие в амфитеатре вздрогнули, — нашлась горстка наглецов, которая решила посягнуть на это дело всей моей жизни. Среди бела дня они осмелились прикоснуться к моему личному дару Храму, продемонстрировав всем свою ненависть ко мне. Но разве их действия были направлены только против меня лично?! Нет, говорю я вам: любое посягательство на Храм и его имущество есть святотатство и богохульство. И именно в святотатстве и богохульстве, открытом оскорблении Имени Всевышнего я обвиняю этих людей.

Согласитесь, что в этом можно было усмотреть своеобразную элегантность мысли и даже диалектику: Ирод обвинил двух мудрецов и их учеников в том самом преступлении, в котором они обвиняли его. Но любой, кто более или менее знаком с еврейской традицией, понял бы, что эта «диалектика» была не более чем демагогией.

Однако собранные в амфитеатре евреи были настолько охвачены страхом, что их сочтут сообщниками «святотатцев», что после этой речи грянули бурные продолжительные аплодисменты.

Выступившие вслед за тем «представители общественности» под влиянием этого страха не только горячо одобрили мнение царя, но и выразили надежду… на его извечное милосердие и попросили казнить лишь зачинщиков преступления и не разыскивать тех, кто соучаствовал в нем в качестве зрителей и «группы поддержки».

Таким образом, Иегуда и Маттафия вместе с учениками были приговорены к смерти. Но обычной для Иудеи казни удушением Ироду показалось недостаточно — он приказал сжечь приговоренных заживо. Хотя подобный, самый мучительный вид казни и был предусмотрен законом, он применялся в еврейской истории крайне редко, а некоторые сомневаются, что применялся вообще.

Во всяком случае, Ирод был первым, кто применил сожжение в качестве наказания за «подвиг во имя веры», и уже после него римляне довольно часто прибегали к этой мере устрашения. Согласно Талмуду, смерть на костре нашли многие из еврейских мудрецов и духовных лидеров нации, включая и великого рабби Акиву, духовного вождя восстания Бар-Кохбы.

Ночь после казни пришлась на лунное затмение, что, разумеется, было истолковано по-разному, но большинство сошлось во мнении, что это — дурное предзнаменование. Население страны замерло в ожидании новой волны репрессий.

* * *

Но их не последовало.

Ирод ограничился тем, что сместил с должности первосвященника Маттафию — тезку казненного им Маттафии, сына Маргала. Вместо него был назначен Иозар — шурин Ирода, родной брат его жены Мариамны II.

Правда, одна странность по окончании суда в Иерихоне все же произошла: когда прибывшие по приглашению Ирода знатные евреи решили отправиться домой, им сообщили, что по приказу царя они должны оставаться в городе.