Царь и Россия - [80]

Под флагом земства, частью из его среды, явочным порядком, никем не избранная, выделяется группа, созванная в Москве Шиповым (в числе 107 лиц) — Петрункевич, граф Гейден, Родичев, Бенкендорф, де Роберти, князь Шаховской, князь Долгоруков, князь Трубецкой, Львов и прочие[184]. Земцы приглашены без ведома земств и в состав съездов кооптированы интеллигенты. Это не оппозиция, а заговор, первое гнездо, преемственно давшее 1917 год, Родзянко, Гучковых, Милюковых, Керенского, Ленина и прочих. Этот заговор организован придворными, титулованными, с ведома бюрократии.

В этом его интерес и глубочайшая предательская сущность. Мундиры, титулы, два-три предводителя и чиновники защищают строящуюся за ней революционную организацию и всю интеллигенцию. Они почти все учредители «Союза освобождения» и штутгартского журнала Струве — «Освобождение», который клеветнически, жестоко и грубо поносит Государя и строй[185].

Группа эта — самозванная и не избранная земством, созвана явочно, но рекомендуется Государю министрами как земская. Предательство многократное. Государь обманут, и он примет у себя депутацию как земскую, и лишь этим создастся ее авторитетность.

Обманут народ, земство и дворянство, так как ни то, ни другое их не избирало, и большинство и не знало о происходящем. Но хроника и история, скрыв правду, наложили тень на участие в первом заговоре и земства, и дворянства, и доверие к ним Государя этим поколеблено.

В трагедии этого подлога есть и комическая сторона. Бюрократия не только не сплачивается в свою очередь и не протестует и не разоблачает обмана, но министры открывают Московскому съезду двери министерства, и там, у Чернышева моста, 6 ноября 1904 года — правительству, а через него и Государю, компанией самозванцев, двумя резолюциями съезда ставится ультиматум. Резолюции эти: все свободы, конституция и прочее. Общественность выявляет свое полное и грубое политическое невежество, договариваясь до свержения государственного строя, так как вторая резолюция требует выборов на основании всеобщей, прямой, равной и тайной подачи голосов. Схема эта еще нигде не принята в мире. Ео ipso[186]съезд ведет к анархии, республике, и уже в 1904 году по этой схеме мог бы пройти Ленин!

Не споря, не защищаясь, бюрократия осела, как тина. Государственное право упразднялось. Строй свергался в стенах министерства в присутствии многих чиновников, и весь заговор и подлог остались безнаказанными. Измена и ничтожество правительства и бюрократии — очевидны, и она повторится в 1915 году в блоке и и в феврале 1917 года в панике министров. Государь обманут правительством, вступившим в соглашение с самозванным заговором с целью свергнуть государственный строй.

Общественность, и министры, и окружение утверждают, как и в 1917 году, о необходимости переворота, несмотря на то, что страна совершенно спокойна. Неустройство экономическое, вызванное политикой Витте и Плеве, устранялось реформами Особого совещания 1901 года. Труды его еще не были уничтожены. Острых кризисов быть не могло, и государственное хозяйство было устойчиво.

Война при терпении и настойчивости могла кончиться удачно. Не было ничего, что могло бы быть причиной революции. Народ был повсеместно спокоен.

Все было ложью в этой эпохе. Лгут заговорщики, лжет князь Святополк, лжет Витте, лжет печать, лгут и обманывают чиновные.

Перед Государем вставал вопрос: кому верить? Все кругом него утверждало необходимость уступить, идти на перелом истории или ввести диктатуру.

Государь остался покойнее всех, он ждал полгода и Манифестом 18 февраля 1905 года возвестил будущий созыв Государственной Думы.

Государь опирается на старую испытанную императорскую систему управления, завещанную предками, и верит бюрократии. Он защищает свое правительство, идет навстречу преобразованиям. Знал ли Государь несовершенства этой системы? Знал, но ему справедливо казалась непреложной и история, и государственное право, и сила правительства и окружения. И как уже сказано, страна шла вперед, считалась могущественной, и при богатстве были все возможности развивать все производительные и духовные силы народа; податного напряжения никакого нет[187].

Историк не посмеет обвинить Государя в ошибочности его общего взгляда на положение и не может отрицать его права опираться на систему и предоставление бюрократии инициативы финансового и политического управления. Государь считается с тем, что перед 1905 годом почти весь правящий класс в унисон с обществом утверждает неотложную необходимость представительного строя.

Проверив все доводы, предоставляя той же бюрократии ввести новый закон, Государь вправе ожидать от общества признательности; от министров — охранения в стране порядка и работы; от Думы — творческого дела.

Государь имеет все основания полагаться на верность народа и части общества. Он не знает, что приверженцев защиты монархии и его личности окажется немного, он не знает, что присяга принимается лишь как форма службы. Он не допускает мысли, что кругом него создаются планы разрушения и никто и не мыслит о плане защиты власти и России.