Царь и Россия - [41]

В первые же дни своего царствования Царь-мученик увеличил содержание и пенсии офицерам. Производство в чины обер-офицеров было установлено: из подпоручиков в поручики — через три года, в следующие чины — через четыре года. Было повышено жалованье солдатам, было увеличено число и продолжительность их отпусков, было улучшено довольствие и отпуск постельных принадлежностей. Телесные наказания, существовавшие в России единственно в штрафных солдатских батальонах, были отменены. Особенное внимание было обращено Государем на обеспечение дальнейшей судьбы сверхсрочных унтер-офицеров, которым после выслуги ими срока были обеспечены места с соответствующим положением в других ведомствах. В армии были введены новая походная защитная форма и новое снаряжение; желая испытать на себе накладку и удобство такового, Царь-мученик 24 октября 1909 года, одетый в форму рядового 16-го стрелкового Императора Александра 111 полка, при полном боевом снаряжении совершил двадцативерстный переход. По просьбе командира 1-й роты, из которой были доставлены винтовка и снаряжение, Государь собственноручно выполнил все графы ее, вписал свое имя и фамилию и в графе «На службе с» вписал: «16 июня 1887 г.», а в графе «На правах» вписал: «Никаких до гробовой доски». И эти слова «до гробовой доски» были искренним выражением того, как понимал Царь-мученик исполнение своего царственного долга — служения горячо любимому им российскому народу.

Царем-мучеником была совершена грандиозная по своим размерам работа государственного устроения. Благополучие России в его царствование очень быстро достигло небывалой до того высоты. Но давалось это ему нелегко, так как ни в одном слое общества не было ни понимания, ни сочувствия к великодержавной политике России. Исключение составлял небольшой процент людей в среде образованного общества. Даже среди многих из своих министров Царь-мученик не встречал сочувствия, и нередко ему приходилось преодолевать сопротивление некоторых из них в проведении своей политики и необходимых мероприятий.

В этом отношении особенно выделялся С.Ю. Витте, который, будучи исключительно поклонником какой-то своей собственной, иногда противоречивой политики, в основном был противником великодержавной политики России. Объективностью суждения он не отличался. Всякое проявление инициативы в деле государственного управления, исходившее не от него, а от другого министра или государственного деятеля, решительно им отрицалось и подвергалось пристрастной и острой критике. Будучи в основном противником великодержавной национальной русской политики, которая с такой настойчивостью и неослабевающей силой воли проводилась в жизнь Царем-мучеником, Витте, в частности, был противником крестьянского землеустроения, усиления нашей государственной обороны, развития нашей промышленности на здоровых основах — путей отечественного капиталовложения, которому он с упорством противопоставлял привлечение иностранных капиталов, в особенности же иностранных еврейских капиталов, что неминуемо должно было бы привести к подчинению им всей хозяйственно-экономической жизни России и было бы сопряжено с жестокой эксплуатацией как богатств, так и самого русского народа. Витте не отдавал себе отчета в том, что агрессивная империалистическая политика Запада проводилась не так пушками и генералами, как банкирами и их золотом. Не сочувствовал он и проведению в России принудительного всеобщего образования.

Будучи министром финансов, Витте был противником усиления нашей обороны и вооружений. Так, упоминая о начальнике Объединенных Штабов — генерал-адъютанте Н.Н. Обручеве, Витте в своих воспоминаниях пишет: «К сожалению, он впадал в то противоречие, что одновременно требовал различных облегчений для крестьянства и настаивал на все большем и большем увеличении военного бюджета и вообще расходов по обороне»[72].

Бывший военный министр и Главнокомандующий Дальневосточной армией — генерал-адъютант А Н. Куропаткин — указывает в своих записках[73], что на четырехлетний бюджет Военного министерства (на 1899–1903 годы) в 455 млн. рублей Витте ассигновал лишь 160 млн. рублей, обрезав его, таким образом, до 35 %! В этом отношении государственная политика Витте ничем не отличалась от «деятеля» П.Н. Милюкова и других левых представителей Государственной Думы, которые всегда голосовали против нашего военного бюджета и потом обвиняли Императорское правительство, точно так же, как это делал Витте, в том, что оно к войне не было подготовлено.

В значительной мере ответственность за наши поражения во время Русско-японской войны, наряду с неумелым руководством нашими войсками генералом Куропаткиным и некоторыми другими высшими начальниками, падает и на Витте. После занятия нами Порт-Артура рядом с ним — на Квантунском полуострове — под личным руководством Витте был построен коммерческий порт Дальний, обошедшийся России в 20 млн. золотых рублей. Благодаря же экономии, проявленной Витте в области нашей военной обороны, крепость в Порт-Артуре не была построена, порт Дальний совершенно не был укреплен и, будучи с налета захвачен японцами, оказался прекрасной базой для армии генерала Ноги, осаждавшей Порт-Артур. Витте совершенно не хотел предвидеть войны с Японией и не хотел замечать предшествовавших ей событий, которые еще задолго до того начали нагромождаться на территории Китая, как раз в том самом месте, где лежали и наши насущные государственные интересы, обусловливавшиеся не только проведением Великого Сибирского пути, но и нашим выходом к Великому океану в незамерзающей бухте. Огромная многомиллионная страна, какой была Россия, не имела свободного выхода в море: выход из Черного моря находился в руках Турции, выход из Балтийского моря был в руках Дании и Скандинавских стран и в стратегическом отношении находился под контролем германского и английского флотов; наш единственный порт на Великом океане — Владивосток — большую часть года был покрыт льдами и потому был недоступен для судоходства, стратегически он находился под контролем Японии, полукруг островов которой его почти запирал.