Царь Гильгамеш - [44]

– Приветствую тебя в моем городе, отец Акка. Если бы ты заранее предупредил меня о своем приходе, я бы лучше подготовился, чтобы принять тебя.

– Ты хорошо выглядишь, Гильгамеш. Благодарю тебя за привет, что ты мне прислал.

– Это был мой долг.

– Я ждал большего.

– Не сомневаюсь. А где мой посланник, Бир-Хуртурре, о отец Акка?

– Мы с ним обсуждаем важные вопросы в одной из моих палаток.

– Мне сказали, что его избивали и пинали ногами, бросили в пыль, а потом взяли на пытки, отец Акка. Я думал, что ты не обращаешься так с послами, отец Акка.

– Он был несдержан. Ему не хватило вежливости. Мы ему преподаем хорошие манеры, сын мой.

– В Уруке такие уроки даю только я и никто другой, – сказал я. – Верни мне его, а потом я приглашу тебя в город на пир, дать который – мой долг и обязанность перед тобой, таким благородным гостем.

– Ах, – сказал Акка, – я думаю, я сам приду в город. А твоего раба приведу, когда сочту нужным и закончу с ним свои дела. Открой ворота, Гильгамеш. Царь царей приказывает тебе. Царь всей Земли приказывает тебе.

– Да будет так, – ответил я.

Я отвернулся и швырнул свое знамя вниз. Это был сигнал. Тотчас были открыты все ворота и войско стремительно хлынуло на воинов Киша.

Когда противник подходит к воротам обнесенного стеной города, лучший способ обороны – ждать. Особенно когда противник появился летом, сгорая от жары и нетерпения. К тому же в сухое время еды нет, разве что запасы, хранимые в амбарах за пределами города, а когда это будет уничтожено, то осаждающей армии нечего будет есть. В самом городе всегда вдоволь припасов, чтобы прожить до зимы, да и свежей воды было в изобилии. Они страдали бы куда сильнее, чем мы, и в конце концов ни с чем убрались бы прочь.

Но обычные прописные истины, как правило, неприменимы в таких случаях.

Акка понимал эти вопросы так же хорошо, как и я, даже лучше меня. Если он выбрал для нападения летнее время, значит он не планировал долгую осаду. Я догадался, что он рассчитывал на прямую атаку на город. Стены Урука – их построил еще Энмеркар – невысоки, если сравнивать с другими великим городами. На кораблях Акки достаточно лестниц, и воинам Акки ничего не стоило взобраться на стены в сотнях мест сразу. А воины, вооруженные топорами, пытались бы прорубить стены внизу. Я хорошо знал острейшие топоры Киша. Они прорубили бы старые стены Урука очень легко. Поэтому бессмысленно было сидеть в стенах Урука и ждать нападения. Тем более, что в моем распоряжении было больше людей, чем Акка привел с собой. Если бы я мог разбить их на пристани, мы были бы спасены. Мы должны были атаковать их первыми.

Мы вылетели в повозках сразу из четырех ворот. Я думаю, они не ожидали, что мы дадим отпор, и конечно не ожидали, что мы атакуем. Они были наглы и самоуверенны, они ждали, что я паду на колени перед Аккой без всякого сопротивления. А мы обрушились на них как вихрь, воздев топоры и размахивая копьями. Повозка Забарди-Бунугги была в первых рядах, сразу за ней мчались десять других, в них были самые знаменитые герои города. Люди Киша встретили первый натиск с доблестью и силой. Я знал, как хорошо они умеют сражаться. Их-то я знал лучше собственных солдат. Пока первые схватки развертывались на пристани, я вскочил в повозку и сам возглавил вторую волну атаки.

Я буду краток. Когда люди Киша увидели меня, их охватил ужас, страх сковал их члены. Они хорошо знали меня по Эламским войнам, и если что-то стерлось из их памяти, то полностью вернулось к ним как только они увидели, как в гуще схватки я мечу дротики и правой, и левой рукой одновременно. Вот тогда они вспомнил все!

– Это сын Лугальбанды! – завопили они в панике.

Не могу притворяться: не знаю лучшей музыки, чем та, которая наполняет поле битвы. Восторг охватил меня, и я ворвался в ряды врага, словно посланец смерти. В тот день моим возничим был храбрый Энкиманси, узколицый человек, не знавший, что такое страх. Он гнал ослов вперед, а я стоял за его спиной и метал дротики, словно низвергал гнев Энлиля на Киш. Первый же бросок стоил жизни сыну Акки. Второй и третий умертвили двух его высших военачальников. Четвертый вонзился в глотку одного из посланников, что приезжал ко мне от Акки.

– Лугальбанда! – кричал я. – Небесный отец! Инанна! Инанна! Инанна!

Это был клич, который воины Киша слыхали и прежде. Они знали, что среди них был бог в тот день, или дитя бога, с божественной меткостью руки и глаза.

Мы промчались в ту брешь, которую проделал Забарди-Бунугга и повозки первого отряда, и я вырезал изрядный кусок в рядах войска Киша. За мной шла моя пехота, выкрикивая:

– Гильгамеш! Инанна! Гильгамеш! Инанна!

Я должен признать: войска Киша были отважны. Они, как могли, пытались сразить меня, и только искусные маневры со щитом да ловкость и опыт моего возничего Энкиманси отвратили от меня беду. Остановить меня в бою было невозможно. Сами того не желая, они поддались панике, повернулись и побежали к реке. Мы тут же отрезали их от воды и стали рассекать все войско на небольшие группки.

Все кончилось гораздо скорее, чем я смел надеяться. Мы втоптали в пыль врагов. Мы напали на их корабли и захватили их, срезали с них носовые украшения и принесли с собой изображения Энлиля как добычу. Мы освободили Бир-Хуртурре, и нашли его живым, хотя он был весь в крови и избит. Что же до Акки, то мы пробились к нему без труда. Сам он в его возрасте был уже не боец, но он был окружен сотней отборных охранников, которые все до единого погибли, защищая его, а самого Акки мы взяли в плен.