Царь Гильгамеш - [42]

Теперь он предъявлял мне счет. Но как мог я заплатить назначенную им цену, и высоко держать голову перед царем Земли и народом Урука?

Когда стемнело, я пошел один к святилищу Лугальбанды, преклонил колена и прошептал:

– Отец, что же мне делать?

Дух божества вошел в меня и я услышал, как Лугальбанда сказал:

– Ты обязан любить и почитать Акку, и ничего более.

– Но моя клятва, отец! Моя клятва!

– В ней ничего не говорилось о дани. Если ты выплатишь ему дань, ты навеки продашь ему себя и свой город. Он испытывает тебя. Он хочет знать, владеет ли он тобой. Он владеет тобой?

– Никто не владеет мною, кроме богов.

– Значит, ты знаешь, что тебе делать, – сказал мне Лугальбанда.

Ночь я провел в молитвах богам, блуждая по городу от храма к храму.

Единственная, к кому я не обратился за советом, была Инанна, хотя она и богиня города. Ибо, для того чтобы это сделать, мне пришлось бы все рассказать жрице Инанне, а я не хотел, чтобы он знала о моем позоре.

Утром, пока посланники Акки развлекались с женщинами и услаждали свой слух пением, я послал за членами совета старейшин, приказав им немедленно явиться во дворце. В ярости и тревоге я шагал перед ними взад-вперед, на шее у меня вздулись жилы, а на лбу выступил пот. Потом я заставил себя успокоиться и заговорил.

Я сказал:

– От нас требуют, чтобы мы подчинились царскому дому Киша. От нас требуют платить дань.

Они забормотали что-то, эти старики. Я поднял табличку Акки, негодующе потряс ею и вслух прочел список требований. Закончив читать, я оглядел покои и увидел их лица: побледневшие, осунувшиеся, полные страха.

– Разве мы можем это выполнить? – спросил я. – Разве мы вассалы? Разве мы рабы?

– Киш велик, – сказал землевладелец Энлиль-эннам.

– Царь Киша – владыка владык Земли, – сказал старый Али-эллати, из древнего благородного рода.

– Не так уж эта дань и велика, – мягко сказал богатый Лу-Мешлам.

Они закачали головами, начали шептаться и переговариваться, и я понял, что они против моего отпора Кишу.

– Мы же свободный город! – вскричал я. – Что же нам, покориться?

– Нам еще колодцы копать и каналы чистить, – сказал Али-эллати.

– Давай заплатим, что требует Акка, и продолжим наши дела в мире и покое. Война – дорогое занятие.

– А Киш велик и могуч! – добавил Энлиль-эннам.

– Я взываю к вашей гордости, – сказал я. – Я буду противостоять Акке и прошу вашей поддержки.

Мир, говорили они. Дань, говорили они. Колодцы копать надо, говорили они. О войне они и слышать не хотели. В отчаянии я отослал их прочь и призвал молодой совет, совет народа. Я прочел им список требований Акки. Я говорил об этом с гневом и возмущением, и совет народа дал мне тот ответ, который я хотел слышать. Я знал, как говорить с ними. Я разжег пламя из душ, воззвал к их храбрости. Если бы и они не согласились со мной, я пропал бы. У меня было право не принимать в расчет мнение старшин, но если бы и совет народа не согласился со мной, я не имел бы права начинать войну.

Совета народа не подвел меня. Они не говорили мне о колодцах, которые надо копать, или о каналах, которые надо чистить. Они показали свое презрение к самой мысли о дани. Я говорил им о войне, и они отвечали мне одобрительным криком. Не поддавайся, кричали они. Сметем с лица земли царей Киша, кричали они. Ты разобьешь Киш, говорили они, ты – Гильгамеш, царь и герой, победитель, возлюбленный царевич Ана. Один за другим выкрикивали они зажигательные слова. Чего нам бояться нашествия Акки? Его войско немногочисленно, тылы охраняются слабо, люди его боятся поднять глаза, говорили они.

Конечно, я был лучшего мнения о войске Акки, чем они, – я знал его хорошо. Но все равно, я радовался их словам, и на душе у меня полегчало.

Как я мог принять вассальную зависимость? Что бы Акки ни думал о моей клятве, как бы он ни считал меня ему обязанным, сила моего царствования, мое человеческое и мужское достоинство было поставлено здесь на карту. Я не мог править в Уруке по милости царя Киша.

Так все и решилось. Мы будем сражаться за свою свободу. Мы проведем лето, готовясь к войне. Пусть приходит, сказал я членам совета народа. Мы будем готовы его принять.

Я пошел во дворец и вызвал посланников Акки. Я сказал им с холодной уверенностью:

– Я прочел письмо моего отца Акки, вашего царя. А вы можете ему передать, что мое сердце переполняет безграничная любовь к нему и я чувствую высочайшую благодарность за те милости, которыми он меня осыпал.

Я посылаю ему свои горячие объятия и приветы. Единственный дар, который я посылаю: мои объятия и приветы. Ибо нет никакой необходимости в иных дарах. Скажите ему: Царь Акки – мой второй отец. Скажите ему: я его обнимаю.

В ту ночь посланники отправились восвояси, увозя с собой мой сыновний привет и ничего более.

Мы начали готовиться к войне. Не скажу, что такие планы чересчур огорчали меня. Я не слышал дикую музыку битвы с тех пор, как сражался за Акку в земле эламитов, а это было уже много лет назад. Мужчина иногда должен воевать, особенно, если он царь, чтобы не начать ржаветь изнутри.

Сохранить в себе остроту ощущений, боевой дух, который в любом случае скоро затупится, особенно если его не заострять время от времени. Поэтому настал час чинить повозки, смазывать маслом древки дротиков и копий, заострять наконечники и лезвия, выводить ослов из конюшен и тренировать, чтобы они вспомнили, что такое бой. Хотя было жаркое время года, в первые дни в воздухе была бодрящая свежесть, словно в середине зимы. Молодые люди так же изголодались по битвам, как и я. Вот почему они перекричали совет старейшин, вот почему они высказались за войну.