Царь-дерево - [37]

Вчера вечером я ходил к нему, вот тогда он и объяснил, что это можно толковать как преступный сговор. Я сегодня вам все начистоту выкладываю, товарищ секретарь. Ваньцзюй вообще-то запретил мне снова поминать про это дело, но раз вы спросили — я и говорю. Сказал — и на душе полегчало. Вы уж поверьте: я никакого зла не таил, когда брехал.

Ли Ваньцзюй дал такое объяснение:

— Не ждите, что я скажу что-нибудь толковое, говорить мне, в сущности, нечего. Просто я хотел создать подсобный промысел и хоть немного повысить доход бригады. А в то время это можно было сделать только через развертывание классовой борьбы и большой критики. Ну а кого в нашей деревне лучше было выбрать объектом классовой борьбы? Ясное дело, Ли Пятого! Он ведь любит потрепаться. В общем, классовая борьба была фальшивой, а сыроварня подлинной, это я признаю. Но никакого сговора между Ли Пятым и мною не было, так что Чжоу Юй и Хуан Гай тут ни при чем.

А Сяо Мэйфэн объяснила дело так:

— По-моему, Ваньцзюй не совершил никакой ошибки, его вынудила тогдашняя обстановка. Разве мог он не выступать под флагом классовой борьбы? Если бы попробовал, его мигом объявили бы правым, а теперь обвиняют в том, что он врал. Когда мышь попадает в кузнечные меха, она ни туда ни сюда не может вылезти — так и с кадровыми работниками было!..

В тот же вечер Фэн Чжэньминь вернулся в уезд. А через три дня уездный ревком прислал в Наследниково список реабилитированных помещиков, кулаков и их детей. Правление объединенной бригады решило сразу обнародовать его. Ли Цянфу с женой тоже были в списке, но имени жены помещика никто не знал. Спросили у нее самой — и она не помнит. Хорошо еще счетовод отыскал список раскулаченных во время земельной реформы и обнаружил там такую запись: «Ли, урожденная Пань».

В день, когда должны были вывесить новый список, Ли-Пань умылась, причесала свои жидкие волосы, нарядилась во все лучшее, надела черную шерстяную шапочку и пошла смотреть на доску. Она была неграмотна и не знала даже, где искать свое имя, но стояла среди толпы очень торжественно и долго. Увидев ее, тетушка Лю сказала соседке:

— Погляди-ка! Верно говорят: «Будда красен позолотой, а человек нарядом». Эта жена Ли Пятого надела новую кофту, туфли и тоже на человека стала похожа!

Все вокруг рассмеялись. Кто-то заметил, что «Ли, урожденная Пань» — это все-таки не имя, надо настоящее придумать. Один предложил Синхуа (Цветок абрикоса), другой — Юэгуй (Цветок корицы), но некоторые продолжали подсмеиваться, говоря, что старой женщине негоже носить такие легкомысленные имена. Какой-то молодой парень сказал, что ее лучше назвать Синьшэн (Новая жизнь), но его тоже не поддержали. На морщинистом, напоминающем скорлупу грецкого ореха лице Ли-Пань сияла улыбка. Она впервые в жизни пользовалась таким вниманием и неожиданно произнесла перед всеми:

— Ни одно имя не сравнится со званием коммунарки. Счетовод, ты уж потрудись, пожалуйста, и напиши: «Коммунарка Пань». Ладно?

Не обманывать троих

Вскоре реабилитация помещиков, кулаков и их детей во всем уезде была закончена, и уком начал подводить итоги этой кампании. Тон на заседаниях задавал Фэн Чжэньминь. Он говорил и о важности классовой борьбы, и о недопустимости ее расширительного толкования, и о принципиальных проблемах, и о конкретных, даже о сыроварне в Наследникове. Тут он сказал:

— Этот Ли Ваньцзюй — очень интересный товарищ. Недавно я заехал в Наследниково только для того, чтобы решить — можно ли реабилитировать одного помещика, но впечатлений у меня осталось множество. По-моему, в прошлом мы слишком злоупотребляли высокими словами, фактически вынуждая подчиненных лгать нам. Так и сформировались кадровые работники, подобные Ли Ваньцзюю. У них как бы два языка, предназначенных для общения с нами, — правдивый и лживый, а мы часто принимали ложь за правду. Это нам суровый урок!

После заседания Цю Бинчжан приплелся в кабинет Ци Юэчжая, грустно сел и начал чесать в затылке. Второй секретарь сделал вид, что не замечает его. Цю Бинчжан долго ждал, потом все-таки не выдержал и заговорил:

— Товарищ Ци, мне нужно сказать вам несколько слов. Только боюсь, что вы снова усмотрите в этом групповщину…

— Если боишься, тогда зачем говорить? — холодно произнес Ци Юэчжай.

— Нельзя не сказать! Вы слишком честны и доверчивы. А секретарь Фэн недаром лично ездил в Наследниково, этот ход очень опасен, разве не видите? Он козыри из ваших рук выбивает!

— Какие еще козыри?

— Наследниково! — Цю Бинчжан склонил свою большую голову к уху начальника и тихо продолжал: — Я даже думаю, не связаны ли эти три анонимки с секретарем Фэном?

— Это невозможно! — чуть не крикнул Ци Юэчжай.

— Почему невозможно? — прищелкнул языком завканцелярией. — Это ведь вы объявили Наследниково образцовой деревней, а Фэн как пришел — сразу назвал Ли Ваньцзюя фальшивым образцом. О том же писалось и в первой анонимке. Сегодня Фэн сделал следующий шаг в ниспровержении Ли Ваньцзюя: все его ошибки свалил на нас. «В прошлом мы слишком злоупотребляли высокими словами, фактически вынуждая подчиненных лгать нам», — сказал он. Кто же это «мы»? Его в то время здесь не было!