Цапля ловит рыбу - [41]

— Все понятно?

— Да.

Мимо телеграфа, междугородных телефонов-автоматов Денисов прошел дальше в конец зала — обрывки слов, разговоров здесь, казалось, плавали в густом, уплотненном воздухе.

У одной из кабин он остановился: кто-то говорил на немецком:

— Вас махст ду дох? — спрашивал немец. — Им бет? Лист? Вас лист ду дох? Цайтунг? Одер бух? — его абонент лежал в кровати с газетой или книгой. Денисов вдруг заметил, что он понимает каждое слово.

В первую секунду это показалось необъяснимым.

Лишь отойдя, уже на улице, Денисов понял, что фразы, которые он перевел, были самыми простыми, из школьной программы.

Он не спешил возвращаться, прошел вдоль здания. Одно из окон на первом этаже было слегка освещено. В депутатской комнате работал телевизор, из-за не до конца незадернутой шторы был виден экран. Шел сериал очередного детектива.

Денисов остановился.

К ночи основательно подмерзло. Уже через несколько минут он почувствовал это спиной и подошвами. Какой-то человек подошел, встал рядом. Денисов заметил у него в руке «вечный календарь» — зубчатое колесико с таблицей, рассчитанной до конца тысячелетия. Мужчина вскоре ушел. Денисов продолжал смотреть.

Следователь или оперуполномоченный на экране — красивый, осанистый подполковник — осматривал чью-то одежду. Несколько человек — мужчины и женщины — ему помогали.

«В принципе, — понял Денисов, — подполковник решает те же вопросы, что и я, это вполне могла быть та одежда, которую Жанзаков оставил в поезде: голубая рубашка, пуловер…»

Подполковник на экране был ростом с Денисова, но плотнев, представительнее. Действовал он с размахом, в его руках сосредоточивались все нити расследуемого преступления; был он сметлив, раскован.

«Один почерк, — сказал он кому-то, — и там, и здесь действовала одна и та же рука…»

Денисов вдруг подумал, что автором, может быть, является Аркадий Савельев, муж Милы.

«Дался им этот преступный почерк!.. И Ниязов, и даже Кравцов, пришедший в розыск чуть более года назад, не говоря уже о Денисове и Бахметьеве, — каждый скорее бы откусил себе язык, чем заговорил бы о преступном „почерке“ и „руке“… Так, куда ни шло, могла еще выразиться Лина. А в общем, смотреть можно».

Подполковник выглядел элегантным и мудрым, роль его играл известный актер. На время Денисов забыл о собственном деле. В этом и заключалась чудесная сила детектива.

Обсуждение мероприятий подполковник продолжил в летнем саду за шашлыком. Денисов все не уходил. Личность владельца одежды герой установил, прохаживаясь по живописному розарию, рассуждая о проблемах иммунологии. Отпечатки пальцев убитого были идентифицированы где-то далеко на Западе, и тамошний детектив сообщил об этом по телефону на ломаном русском. Подполковник, правда, не догадался включить диктофон, как это делал дежурный на Павелецком, и его помощнику пришлось быстро, на слух писать в блокноте. Но это было неглавным.

«Среди пациентов Камала почти нет серьезных больных… — Денисов больше не мог не думать о собственных проблемах. — С чем обращаются к Камалу, к Эркабаю? Переутомление, недомогание. Их неумение лечить очевидно. А популярность растет…»

Он прошел дальше за угол. Незаметно для себя снова оказался в зале для транзитных. Кабина телефона здесь была занята. Денисов остановился у колонны.

«Но если все больше людей тем не менее втягиваются в орбиту, значит, кто-то заинтересован. Ничего таинственного. Греет руки… Чистая криминалистика. Спор о существовании биополя только используется, Камал с таким же успехом мог быть удачливым поэтом, журналистом-международником. Лишь бы это было модным, привлекало интерес. Вот главное».

Средних лет пара подошла к автомату. На женщине было искусно сшитое черное, с низко опущенными плечами пальто, черная шляпа. Женщина бросила взгляд на Денисова, отвернулась.

«Люди, создавшие славу Камалу… Многие из них, в первую очередь, делают рекламу самим себе. Их имена у всех на слуху, рядом с именами суперменов. Другие, пониже рангом, сдают своих идолов в аренду. За это перед ними открываются двери, прежде закрытые. Приглашают, печатают… Что любопытно — они сами как бы на грани людей необычных и при случае могут перейти эту черту. У диктора ЦТ „сильная биоэнергетика“, у журналиста аура вокруг головы…»

Он огляделся. От колонны ему был виден обширный, заполненный людьми угол зала. Молодая пара напротив, у кабины, везла завернутого в целлофан огромного игрушечного льва, задние ноги хищника свешивались с кресла. Рядом, закинув голову, спал спортивного вида парень с бритыми, как у панка, висками.

«Как она спросила меня, профессор Семенова… — Воспоминание относилось к последним часам непрерывного двухсполовинойсуточного поиска. — „Ведь если Камал и Эркабай и в самом деле мистификаторы и им удалось ввести в заблуждение — во что я совершенно не верю — наших видных литераторов, ученых, возникает вопрос: зачем? Ведь денег за лечение они не берут, а что могла им дать я?“

Из мира духовных ценностей, философских систем и загадочных явлений человеческой психики он наконец возвращался в мир знакомых понятий.

«С академиков, популярных писателей, поэтов Камал денег не берет. Ему достаточно быть принятым, по возможности появляться на людях рядом с профессором Семеновой — почетным доктором наук многих зарубежных университетов, вместе с академиком Столповских. На первых порах — с целительницей Журавлевой… Деньги приносят ученики, по разным причинам прибегающие к его помощи, запутавшиеся в делах. Не надо забывать про деньги Сабира Жанзакова, снятые им со счета…»