Цапля ловит рыбу - [33]

— Встречали Камала потом?

— Нет.

— А Эркабая?

— Тоже. Последний раз я видел Эркабая и его маму в феврале, в Москве.

— Он собирался лететь вместе с Сабиром Жанзаковым?

— Да. В Ухту.

Лаву снова обернулся к натюрморту, но что-то на столе привлекало его внимание. Денисов окинул взглядом стол: «Серебряный столовый прибор. Книги. Африканская статуэтка из дерева — подарок Терезы…»

Взгляд упал на грубый, кустарной работы колоколец. Он показал на него макетчику.

— Приходилось держать в руках?

Лаву кивнул:

— Это от Эркабая.

— Давно с ним знакомы?

— Увидел их обоих на дипломном фильме Сабира. На «Ремонте». Сабир пригласил Эркабая и Камала на главные роли… — Макетчик объяснил: — Люди необычные, наделенные сильным биополем. Это его привлекло. Когда мы узнали, что в фильме будут сниматься супермены, группа сбежалась смотреть… Я, правда, был на съемках недолго. Уехал в Дубулты на семинар начинающих.

— Вы тоже занимаетесь творчеством?

— Кинодраматург.

— В разговоре наступил перерыв.

Денисов открыл «дипломат». Как он и предполагал, ничего особенного внутри действительно не оказалось. Несколько популярных брошюр, книга…

Денисов аккуратно перелистал брошюры — ничто в них не привлекло его внимания.

Книга оказалась сугубо медицинской — наставление, посвященное иглотерапии.

На рисунках, диаграммах были отмечены тысячи внешне ничем не примечательных точек человеческого тела, влияющих на самочувствие и лечение. Вся первая глава была испещрена заметками — Жанзаков или кто-то другой читавший обводил карандашом заинтересовавшие его места.

Денисов обратил внимание на одно из них:

«В древнекитайской культуре чи — жизненная энергия, в древнеиндийской философии это — прана — универсальная энергия…»

Страница была заложена листком бумаги со строчками, отпечатанными на машинке:

«…Мастера дзен пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Но надо всегда помнить: они не гневаются, , это тоже часть их сочувствия…»

Последнее слово можно было разобрать лишь с трудом — каретка, по-видимому, остановилась, несколько букв пробили одно и то же место.

«Страницу заменили, эта осталась недопечатанной».

Денисов вернулся к абзацу о жизненной энергии, дочитал до конца:

« По древневосточным представлениям они обитают как в макрокосмосе, так и в микрокосмосе: чи — как внешняя (в природе), так и внутренняя чи — в человеке». Цитата была густо обведена красным.

Лаву невозмутимо следил, как Денисов читает, он наверняка знал о содержании кейса.

«То, о чем говорил на даче у Милы Аристархов».

В жизни Сабир оказался сложнее, чем представлялся поклонникам, знавшим лишь один — верхний слой его бытия.

Несколько минут сидели молча; ни Лаву, ни бритоголовый не рискнули нарушить тишину.

Денисов постарался вспомнить точнее разговор на даче.

«Овладение жизненной силой… — объяснения Аристархова были слишком путаные. — Дорога к вершинам мастерства в творчестве. „Смири гордость, проси милостыню, унижайся. Ты сильный, а терпи, когда тебя бьет слабый…“

— Я понимаю, — Денисов показал на подчеркнутые абзацы. — Это Жанзаков или Камал… Эркабай, видимо, меньше проводит времени за книгами.

Лаву пожал плечами.

— Он — дервиш. Что-то вроде мусульманского святого. Может, это даже последний дервиш в нашей стране. А кроме того, исповедует суфизм, крайнее философское течение. Отвергает вещизм, меркантильность. Ему ничего не надо.

— Как он живет?

— Вся его одежда на нем — халат, бусы, значки. Брюки и халат он сшил сам. Шлем — из чистого хлопка — связала мать.

— А вещи? Деньги?

— Дервишам запрещается владеть собственностью. Имущество йога, например, кастовый шнур и чаша для сбора пожертвований. У Эркабая — бусы, посох. Сломанные часы — и те нам подарил. Так и живет. Подаянием. Собирает милостыню на кладбище. Лишнее раздает.

— Были там?

— У него дома? Приходилось.

— И на кладбище, — Денисов начал понимать.

— Да. Султан Уаис Баба. Мусульмане считают его святым местом.

— И милостыню просить — Подумав, Лаву кивнул:

— Важно преодолеть сложившиеся представления. О том, что стыдно, что неприлично, что можно, что нельзя.

— А Жанзаков? Ему тоже приходилось собирать подаяния?

На этот раз пауза оказалась дольше.

— Он сам вам ответит. Каждый должен говорить такое только за самого себя, — он взглянул на Денисова. — Согласны?

Денисов понял: «Просил. Конечно же…»

Еще вопрос. Вам приходилось писать: «В моей смерти прошу никого не винить…» Может, чтобы испугать себя? Здесь, в купе, была такая записка.

— Тут другое. — Лаву на секунду коснулся взглядом колокольца на столе, отвел глаза. — Методика овладения биоэнергией только создается, результаты экспериментов непредсказуемы. Понимаете? Было бы справедливым, чтобы в случае моей гибели за меня никто не отвечал…

«Вот и разгадка, — Денисов кивнул. — Сухарев мог не беспокоиться. Не режиссерская придирчивость была причиной записки. И речь не шла о самоубийстве…»

Рисунок поиска, однако, по-прежнему не претерпевал изменений.

«Через приятелей Сабира Жанзакова — к самому актеру… Нет выбора!»

Денисов достал фотоснимок, привезенный им из Ухты.

— Здесь нет ваших знакомых?

Лаву внимательно вгляделся. Атлет, удерживавший ногу на плече партнера, не вызвал у него интереса.