Цап-царап, моя радость - [2]

«Вообще-то животное в доме – это хорошо, – принялся убеждать себя Артем. – Особенно трехцветная кошка. Еще покойная бабушка говорила, что такие приносят счастье». Он и так не считал себя обделенным судьбой, следовательно, пестрая кошурка должна была, по идее, превратить его жизнь в сплошной праздник. Да и забот с ней почти никаких – накормить, напоить, устроить на ночлег и изредка почесать за ухом. Вроде бы кошки это любят. Но в основном этим придется заниматься Фриде Яковлевне, домработнице, или, по-современному, помощнице по хозяйству.

Фрекен Бок – так называл ее про себя Артем, имея в виду прежде всего обстоятельность и непреклонность этой достойной во всех отношениях пожилой даме значительных размеров, а потом уже ее фамилию – Бокман. Была она одинока, точнее, не пожелала покинуть родину, где покоились на Даниловском кладбище ее родители и муж, когда дочь с супругом и двумя детьми отбыла на ПМЖ в Канаду.

Поняв, что дольше игнорировать присутствие новообретенной квартирантки нельзя, Артем опустился перед ней на корточки и принялся рассматривать. Кошка лежа потянулась, выпустив и вобрав назад коготки, и снова замурлыкала. Сразу же захотелось почесать гладкое, поросшее белой короткой шерстью пузичко. Но Артем отдернул протянутую было руку.

– Нет, прежде всего тебя надо вымыть. И потом, вдруг у тебя блохи?..

Кошка тут же сменила позу и принялась вылизываться, словно хотела убедить его в своей чистоплотности.

– И дать имя, – продолжил Артем. – Как же тебя назвать?

Но на ум, кроме Мурки, ничего не приходило. А банальную Мурку в своей квартире ему держать как-то не хотелось. Кое у кого из приятелей водились кошки или собаки, и, как правило, с многоступенчатой родословной. Вон у друга Лехи одно название породы той страхолюдины, что он выдает за собаку, как внушительно звучит – перро дого майоркин! А тут приблудная кошка, да еще Мурка. «Помимо достойного имени придется придумать и трогательную историю ее появления в моем доме, – решил Артем. – Чтоб слезу вышибало. А то еще не поймут».

Поднявшись, он прошествовал в кухню, где все сияло чистотой и стояло или лежало на своих местах. Долго выбирал блюдечко, потом нашел непарное ни к одной из чашек, налил в него молока, поставил на сложенную вчетверо газету, а рядом положил нарезанную кусочками колбасу.

Кошка заинтересованно наблюдала за его действиями. Потом, благодарно потершись о его ноги, подошла к еде.

– Ну, смелее, здесь тебя никто не обидит, – подбодрил ее Артем.

Кошка поела не спеша, облизнулась и, оглянувшись на стоящего рядом Артема, вышла из кухни и отправилась обследовать квартиру. Настороженно, пригнув голову к полу, словно ее могли подстерегать неожиданные неприятности.

Первым ей на пути попался кабинет. Артем уселся на диван и принялся с любопытством наблюдать за кошкой. Та вела себя как пантера, вышедшая на охоту в диких джунглях. Но когда она стрелой взметнулась на письменной стол, едва не повалив стоящую на нем фотографию в серебряной рамке, Артем вскочил с негодующим криком:

– Эй, мы так не договаривались! Сюда лазить нельзя!

Но прежде чем он успел оказаться подле стола, кошка успела соскочить на пол и затаилась под книжным шкафом. Уши прижаты к голове, пасть с маленькими острыми зубками оскалена.

– Вот паршивка! И где ты только воспитывалась? – воскликнул Артем и тут же ответил самому себе: – Хотя известно где: на помойке!

Он поправил фотографию и не отказал себе в удовольствии полюбоваться запечатленной на ней девушкой. Черноволосая красавица призывно улыбалась, чуть прикрыв глаза василькового цвета веками с длинными ресницами и приоткрыв пухлые губы. Это была Маришечка, с которой он провел чудный отпуск на Мальдивах. Всего неделю назад вернулся, а кажется, будто это было в прошлой жизни. Нет, не кажется, а действительно в прошлой жизни. Слишком уж эта Маришечка форсировала события. Слов нет, она была хороша собой. Так хороша, что даже на известном курорте, куда новые русские выезжают прежде всего себя показать, а потом уже на других посмотреть, на нее оборачивались и провожали восхищенными взглядами.

Артем чувствовал себя королем, но только до тех пор, пока его пассия не произнесла, подпустив в голос кошачьих мурлыкающих интонаций:

– Если хочешь, чтобы тебе завидовали и дальше, советую более серьезно отнестись к нашим отношениям. А то, не ровен час… – И она многозначительно замолчала, взглянув на него из-под ресниц.

После этих слов ее прелести мигом потеряли всю свою прелесть в его глазах… Зато осталась эта фотография с надписью на обороте, о которой было известно лишь ему одному: «Милому Тимасику, в память о незабываемом пребывании в раю. Люблю, люблю, люблю. Твоя Маришечка».

Вообще-то он предпочитал более завуалированные надписи. Как, например, на пресс-папье в виде бронзовой лилии, покоящейся на мраморной подставке: «А. от Н. Ты один такой на свете».

Всегда можно сказать, что это от благодарного друга, которого он выручил в трудный момент. Он так и говорил, когда спрашивали. А его конечно же спрашивали, рассматривая коллекцию всяких милых штучек-дрючек, выстроившихся на письменном столе. Этакая выставка зримых знаков его побед на сердечном фронте. И ни разу ни у одной из девушек даже не зародилось в душе сомнения, что она для Артема не единственная и не неповторимая. Зато как щекотали нервы ему самому эти безделушки: зажигалка якобы от двоюродного дядюшки, костяной нож для разрезания бумаг вроде бы от кузена, ручка с золотым пером от несуществующей любимой тетушки, ежедневник в кожаном переплете от сослуживцев, что и не подозревали о таком подарке, и прочее, прочее, прочее, когда он приводил домой очередную знакомую и опускался с ней на диван.