Бывший вундеркинд. Детство и юность - [36]

Я многим обязан своим айерским друзьям. Мне дали шанс пройти через те стадии развития, когда ребенок бывает особенно неуклюжим, окруженным атмосферой сочувствия и понимания. В более крупной школе, вероятно, было бы труднее найти такое понимание. Мои одноклассники, мои учителя и более взрослые школьные приятели с уважение относились к моей личности и праву на уединение. Особенно много любви и понимания проявила мисс Ливитт. Мне выпал шанс увидеть демократию своей страны в один из самых ярких ее проявлений, в той форме, в какой она была воплощена в маленьком городке Новой Англии. Я подготовился и созрел для выхода во внешний мир и жизни в колледже.

После того как я закончил среднюю школу, я несколько раз навестил Айер, хотя и с большими промежутками между визитами. Я был свидетелем того, как город потерял свой статус железнодорожной узловой станции и превратился в военный городок, и как многие железнодорожные линии были разобраны. Я видел, как Вторая мировая война вновь возвеличила этот городок, и полагаю, что вновь придется мне увидеть, как он теряет свое важное значение. И невзирая на все эти превратности жизни, среди семей, знакомых мне, наблюдался рост в сторону объединения и безмятежного существования. Они люди, живущие в маленьком городе, но в них явно отсутствует мещанский дух. Они хорошо начитанные люди для века, когда чтение было довольно редким занятием. Они хорошо знают театр, хотя ближайший театр расположен в тридцати пяти милях от них. Уже два поколения выросли и повзрослели с тех пор, как я покинул это место, выросли в атмосфере любви и уважения. У меня складывается впечатление, что мои друзья в этом маленьком промышленном городе представляют собою своего рода стабильность безо всякого снобизма, стабильность, которая является универсальным качеством, а не признаком провинциальности, и структуру их общества можно запросто сравнить с самыми лучшими из тех, что могли бы предложить подобные места в Европе. Когда я среди них, все ожидают, и ожидают совершенно справедливо, что я в какой-то мере должен вернуться к своему статусу мальчика среди старших в семье. И я делаю это с благодарностью, ощущая при этом свои корни и защищенность, и это чувство для меня не имеет цены.

VIII УЧАЩИЙСЯ КОЛЛЕДЖА В КОРОТКИХ ШТАНИШКАХ Сентябрь, 1906-июнь. 1909

Когда закончились дни моего пребывания в средней школе, отец решил отправить меня в колледж Тафтс, чтобы не подвергать меня нервному напряжению, которое непременно бы возникло при сдаче вступительных экзаменов в университет Гарвард, и чтобы избежать привлечения ненужного внимания к тому факту, что одиннадцатилетний мальчик поступает в Гарвард. Тафтс был отличным маленьким колледжем, настолько близким к Гарварду, что его тень затмевала колледж в глазах общества. И в силу этого самого факта ему были присущи все научные преимущества, характерные для Бостонского научного центра. Мы поселились рядом с колледжем Тафтс на Медфорд Хиллсайд, и отец мог каждый день ездить на трамвае на работу в Гарвард.

Меня приняли в Тафтс на основании отметок из средней школы, а также на основании результатов нескольких легких экзаменов, которые мне пришлось, в основном, сдавать устно. Мы купили почти законченный дом на Хиллсайд, воспользовавшись услугами строителя-подрядчика, который жил с нами по соседству, и наняли его, чтобы он закончил строительство дома в соответствии с нашими требованиями.

Мы приехали из Оулд Милл Фарм немного пораньше, чтобы устроиться в нашем новом доме и познакомиться с колледжем. Я усердно изучил справочник колледжа, и в то время знал о колледже Тафтс так подробно, как никогда позже.

Я начал знакомиться с детьми, жившими поблизости. В раннем детстве я прочел кое-что о гипнотизме и решил его испытать сам. Я в этом не преуспел, однако вызвал негодование и ужас родителей моих друзей. Я большую часть времени проводил в играх со своими сверстниками, но у нас было мало общих интересов. Я познакомился со служащим аптечного магазина, стоящего на углу, который оказался интересным молодым человеком, студентом медицины, и был подготовлен для того, чтобы обсуждать со мной те научные книги, что я читал, и который, казалось, был знаком со всем творчеством Герберта Спенсера. С тех пор я считал Герберта Спенсера одним из величайших зануд девятнадцатого века, но в те дни я почитал его.

Мои обязанности начались с началом семестра. На меня произвели глубокое впечатление возраст и достоинство профессоров, и мне трудно поверить, что я сам сейчас намного старше многих из них. Мне было нелегко осуществить переход от особых привилегий ребенка, оказываемых мне в средней школе, к отношениям, полным достоинства, которые теперь должны были сложиться между мной и этими пожилыми мужами.

Я начал изучать греческий у весьма примечательного профессора Уэйда. Его семья была родом из окрестностей колледжа Тафтс; и когда он был мальчиком, украдкой катаясь на товарном поезде Бостон-Мэн, он упал и потерял ногу. Должно быть, он всегда был застенчив, а этот несчастный случай сделал его одиноким человеком. Но похоже, это не мешало ему с удовольствием путешествовать по Европе и Ближнему Востоку. Он обычно каждое лето проводил заграницей, и кажется, он знал все реликты классического мира, была ли это статуя или какая-то местная традиция, начиная с Геркулесовых Столпов и заканчивая Месопотамией. Он с искренностью поэта любил греческих классиков, а также обладал даром передавать эту любовь другим. Его волшебные лекции по греческому искусству восхищали меня. Мой отец любил его, и он иногда бывал у нас дома. Я обычно играл, сидя на полу, и с наслаждением слушал беседу этих двух мужчин, обсуждавших самые разнообразные вещи. Если что-то и было способно повлиять на то, чтобы я стал классицистом, так это именно эти переживания.