«Бьюик» - [7]
Миссис Баулби вышла из машины и прежним путем взобралась на Татарскую Стену. Трава и колючки на гребне пожухли; не кричали в кустах, не срывались из-под ног удоды. Вот и место меж зубцов, с которого сад виден как на ладони. Сирень уже опала, куда-то унесли кадки с цветами, ветер гоняет меж акаций последние листья; лишь белая сосна упорно тянется ввысь, не тронутая всеобщим увяданием. Еще не оправившись от рыданий в машине, миссис Баулби глядела на покинутый, разоренный осенью сад, и сердце у нее щемило. Совершенно подавленная, она отошла от края Стены и медленным шагом спустилась к «бьюику». Ее тоже охватило предощущение неизбежной беды, она смутно чуяла: что-то кончилось, только не знала — что…
Она собралась уже сесть в машину, но ее остановил новый безотчетный порыв. Ей вдруг безумно захотелось войти в сад, рассмотреть его вблизи, в этом виделось единственное спасение от нахлынувшей всепоглощающей тоски. Порывшись в кошельке, она вынула пять долларов.
— Отдай каймэньти[15],- велела она удивленному Шуану, — и скажи, что я желаю погулять в саду.
Шуан, послушно поклонившись, позвонил в дверь; миссис Баулби дрожала от нетерпения; пятидолларовая бумажка решила исход долгих переговоров — привратник пригласил миссис Баулби в дом. Она последовала за ним. Китайские дома строятся без плана, и этот дом был хаотичен подобно прочим, хотя и слегка осовременен. Окна, крест-накрест заклеенные бумажными лентами, слепо глядели на миниатюрные озерца и каменистые «горные» ландшафты внутренних двориков. Линовав несколько таких двориков, они вышли через круглую дверь в сад под Татарской Стеной. Поклонившись, привратник отступил в сторону и предоставил ей гулять одной.
Впереди высилась белая сосна; миссис Баулби прошла под ее сень и, усевшись на мраморную скамью возле круглого каменного стола, окинула взглядом сад. Печальный, тихий, прекрасный даже в осеннем своем разоре, он лежал под неприступной Стеной, уставившей зубцы в белесое октябрьское небо. Вот так же сидела здесь та женщина, надежно укрывшись от недобрых глаз, и рядом с нею был любимый… Неожиданно для самой себя миссис Баулби расплакалась навзрыд. До чего жестока жизнь! Отчего разлучает она любящие сердца? Может, и той женщине выпало сидеть тут одной? Миссис Баулби резко поднялась, не стерпев собственного одиночества; напрасно она пришла сюда, на душе стало не легче, а тяжелее, словно на нее камнем легла чужая разлука. Миссис Баулби потерянно побрела через дверь-опахало дальше, к бассейну с золотыми рыбками. Заливаясь слезами, остановилась у воды. Вот тут треснул когда-то борт, и Жак написал на сырой известке о вечной любви. Она подошла ближе — известковая заплатка явственно белела на сером камне. «Maintenant il se lit là pour toujours, ton amour», — пробормотала она слова, что врезались в ее память навечно. Наклонившись, прочла надпись, ровно и аккуратно выдавленную острием перочинного ножа:
Douce sépulture, mon coeur dans ton coeur,
Douce paradis, mon âme dans ton âme [16].
А ниже инициалы:
А. де А.
и
Дж. Сент-Дж. Б. Б.
Тронутая двустишием, миссис Баулби снова расплакалась и не сразу осознала, чьи инициалы выведены в последней строке. Но, взглянув на них снова, она вздрогнула, точно ужаленная, и отшатнулась. Вслепую нашарила в сумочке свою визитную карточку и положила на борт бассейна около надписи, как бы сравнивая. «Миссис Дж. Сент-Дж. Б. Баулби» — черные изящные буквы глядели с белого прямоугольничка строго и ясно, а рядом белели точно такие же — на бортовом камне. Ошибка исключена. Тайна разгадана, но постичь разгадку она пока не в силах. «Джим? — неуверенно произнесла миссис Баулби. — Жак?» Все вставало на свои местам сперва медленно, а потом все быстрее время раскручивалось вспять, каждое слово находило неумолимое подтверждение и звучало с неумолимой сокрушительной силой. Чувство, предчувствие, объявшее ее на Стене, оказалось верным: что-то и вправду кончилось в этот день в осеннем саду. Она стояла у трилистника с недвижной водой, а первые валы отчаянья уже накатывали, сбивали с ног. Плохо понимая, что говорит, она прошептала: «Pourtant cela porte bonheur, le trèfle, n’est-ce pas?»[17]
И чужой вопрос, вопрос той женщины, пробудил ее от оцепенения. Нет, невозможно! Она не станет больше слушать этот голос! Почти бегом миновала она сад с белой сосной и дала знак старику каймэньти проводить ее к выходу. Поклонившись, он чередой двориков вывел миссис Баулби к открытой красно-золотой двери, и еще издали она увидела в проеме «бьюик» — темно-синий, блестящий… С каким гордым удовольствием смотрела она на него прежде, десятки раз, выходя из десятков дверей. Она остановилась и затравленно оглянулась: сзади сад, впереди «бьюик»! Заметив ее, Лю бросился открывать дверцу. Но миссис Баулби не села в машину. Она послала Шуана за рикшей и, когда тот прибыл, велела отвезти себя домой. Преданный и внимательный Шуан осмелился напомнить, что она собиралась заехать на поло, за лао-е [18] Баулби. И тут, к его удивлению, хозяйка задрожала с ног до головы и нетерпеливо, порывисто повторила: — Домой, домой!..
