Бытиё наше дырчатое - [6]

В полдень миновали Баклужино, оставив его по правому борту. Постукивали гулкие колеса, над покатым зеленым холмом громоздилась северная окраина столицы. Высотные здания плыли подобно надстройкам океанских кораблей, с величавой неспешностью разворачиваясь и обгоняя друг друга.

– Вот совсем достанут, смастрячу трехмачтовый бронепоезд, – мрачно пошутил Дьяковатый. – Наберу команду – и под черным флагом на Колдушку...

Уаров не улыбнулся. Скорее всего, просто не расслышал. Обессмыслившимися глазами он созерцал маленькую трагедию, разыгравшуюся в десятке шагов от насыпи. Там на двухметровой высоте завис, чуть пошевеливая широкими раскинутыми крыльями, ястреб. А может, и сокол – поди их различи! Кто-то, короче, хищный. А под ним, не зная, куда деться, метался обезумевший от страха воробей. Ну и дометался – сам в когти влез.

Скривив рот, Димитрий повернулся к Андрону.

– Вот она, природа-то, – почему-то с упреком молвил он. – Красота, кричим, красота! А приглядишься – взаимопожиралово одно. Ястреб – воробьишку, воробьишка – кузнечика, кузнечик тоже, наверное, тлю какую-нибудь... Все-таки хорошо, что я неверующий, – неожиданно заключил он ни с того ни с сего.

Ну, слава те Господи! А то уж Андрон начинал опасаться, что спутник его так и промолчит до самой Слиянки.

– Кому? – ухмыльнулся шкипер.

– Что «кому»?

– Кому хорошо? Пассажир тревожно задумался.

– Всем, – решительно сказал он наконец. – Понимаете... Будь я верующим, я бы возненавидел Творца. Основал бы наверняка какую нибудь богоборческую секту...

– Чем же это Он тебя достал?

Несостоявшийся богоборец беспомощно оглянулся, но за кормой (видимо, так теперь следовало величать заднюю оконечность платформы) не было уже ни ястреба, ни тем более воробья.

– Ладно, – вдруг разом обессилев, выговорил Димитрий. – Допустим, согрешил человек. Что-то не то съел. Ну вот нас и карай! Но весь мир-то зачем? Того же воробьишку, скажем... Или он тоже какое-нибудь там запретное зернышко склевал? А ризы кожаные?

– Какие ризы?

– Ну, когда Адам с Евой согрешили и листьями прикрылись, Бог им потом кожаные одежды сшил. Так в Писании сказано! Но раз сшил, значит с какого-то зверя шкуру содрал... Стало быть, убил. За что?

Теперь призадумался Андрон. Морально-этическая сторона вопроса не слишком занимала изобретателя, однако найти контраргумент он всегда полагал делом чести. Именно так и завязываются зернышки открытий.

– Почему обязательно убил? – поразмыслив, возразил он. – А Змей? Господь ему как сказал? «Проклят ты перед всеми скотами, будешь ходить на чреве...» Значит, лапы пообрывал – за соблазн... Наверно, с лап кожу и взял... – Хмыкнул, покрутил головой. – А вот прикопай они тогда огрызок, – сокрушенно добавил он, – глядишь, жили бы мы сейчас в раю. Все оно, разгильдяйство наше баклужинское. Хоть бы урок какой извлекли! А то выйдешь в пойму – опять овраги мусором завалены... Зла не хватает!

Поворот подкрался незаметно. Повизгивая колесами, платформа рыскнула, брезент неистово заполоскал, забился. Еле усмирили.

– Ну вот, как в Него такого верить? – задыхаясь, проговорил Димитрий, когда парус совместными усилиями был установлен в новом положении. – Нет, уж лучше естественный отбор...

– Ты ж сказал: неверующий, – поймал его на слове Андрон.

– Ну да... неверующий...

– А в естественный отбор?

– Да нет же! – с тоской отвечал Уаров. – Естественный отбор... его нельзя ненавидеть, понимаете? Это бессмысленно, это все равно что ненавидеть таблицу умножения...

– Так ты еще и в таблицу умножения веруешь? – подивился Андрон. – Плохи твои дела. Знаешь, ты кто? По-нашенски говоря, отрицала ты.

– А вы?

– А я положила.

– Это как, простите?

– Ну, отрицалы – это которые все на словах отрицают. Спорят, доказывают...

– А положилы?

– Эти не спорят. Эти – молча. Что хотят, то и делают.

– А-а... – сообразил Димитрий. – Девальватор, например, машину времени...

– Во-во!

* * *

Новостройки окраины помаячили за кормой и сгинули, заслоненные дубравой. Пошла степь.

К двум часам дня ветер опять ослаб. Андрон, бормоча ругательства, уже несколько раз вылезал и что-то подкручивал на ходу то в одном, то в другом девальваторе, выжимая из хитроумных устройств все возможное. Теперь, по его словам, каждый килограмм платформы весил не более десятка граммов, и все же парусник плелся по расшатанным рельсам со скоростью усталого пешехода.

– Да нехай катится, – решил наконец Андрон, снова забираясь по лесенке на палубу. – Давай-ка перекусим, пока тихо...

Из рюкзака был извлечен солидных размеров термос, свертки, пакеты. Димитрий испугался, что следующим предметом окажется бутылка, но, к счастью, ошибся. Видимо, Андрон если и брал в поход спиртное, то исключительно на крайний случай.

– Значит, говоришь, зверушек любишь... – вернулся он к прерванному разговору.

– Раньше любил, – со вздохом ответил Уаров, принимая кружку с горячим чаем.

– А теперь?

– Теперь уже не так. Ничем они нас не лучше. Только и знают, что друг друга хрумкать.

– Как воспитаны, так и хрумкают, – утешил Андрон.

Уаров не донес кружку до рта и недоверчиво посмотрел на собеседника.

– При чем тут воспитание? – спросил он, моргнув. – Хищник, он и есть хищник. Не зря же говорят: сколько волка ни корми... Такой же закон природы, как... ну, скажем, закон всемирного тяготения.