«Быть может за хребтом Кавказа» - [92]
Это целый слой российских примечательных людей, отправившихся на юго-восток не по своей воле; постоянные собеседники Грибоедова по пути в Персию, Пушкина — по дороге в Арзрум.
Многие из «замешанных» сыграли выдающуюся роль в кампаниях 1826–1829 гг., давая ценные советы или исправляя просчеты Паскевича (за что главнокомандующий их заново невзлюбил).
Что стало с кавказскими декабристами «первого призыва»? 15 погибло от ран или болезней, более 50 вернулось домой (многие под надзор).
Вот два типичных примера.
Согласно официальным бумагам, 27 декабря 1828 г. «по высочайшему указу» определен рядовым в Кавказский корпус и переведен из Сибири Захар Григорьевич Чернышев (брат А. Г. Муравьевой, вскоре умершей в Сибири). С 19 июня 1829 г. он значится в Нижегородском полку, 20 июня, 27 и 28 июля отличается в сражениях с турками. Начальник, генерал-майор H. Н. Раевский-младший, представляет Чернышева к прошению, ибо он «отличным поведением, ревностной службой, кротостью, глубоким раскаянием и набожностью приобрел любовь и уважение нижних чинов»; Паскевич в представлении отказал, после чего Чернышев отличился еще в нескольких сражениях и получил отставку лишь после того, как был «ранен навылет пулей в левый бок выше подвздошной кости» [ИРГ, арх. Вейденбаума. Картотека].
Поразительный документ, сохранившийся в Институте рукописей АН Грузинской ССР, как бы связывает воедино кавказские и сибирские судьбы декабристов: вдова известного полководца, героя войны 1812 г., Анна Коновницына 19 мая 1827 г. благодарит В. Д. Вольховского за известие о двух ее сыновьях, отправленных на Кавказ: «Ежели бог его [сына Петра] сохранит, то надеюсь его увидеть в первобытном состоянии […] Сын Иван неопытен и доверчив. Это меня страшит — он, чтоб быть вместе с братом, на все пойдет — ради бога, поберегите его! Каково моему сердцу знать двух под пулями, а дочь 10 мая отправила в путь страдания и, по-видимому, не увижу — дай бог, что за все сие пожертвование [она] имела хоть отраду — быть полезной мужу и могла бы сколько-нибудь утешить в несчастии.
С уверением, что Вы их помните, — не оставьте моих Петра и Ивана, сим Вы крайне обяжете меня» [ИРГ, арх. Вейденбаума, № 1770].
Из трех детей, о которых пишет Коновницына, ей удалось обнять только сына Ивана: Петр сложил голову на Кавказе, дочь, Елизавета Петровна Нарышкина, возвратилась 30 лет спустя, когда матери уже не было.
Так или иначе, к концу 1830-х годов декабристов «первого призыва» на Кавказе почти не осталось. За свою особую роль в событиях 14 декабря никак не удостаивался выслуги Александр Бестужев и тем приближался к другому финалу…
Еще дослуживали в разных кавказских полках и ведомствах давно доставленные Валериан Голицын, Сергей Кривцов, Владимир Толстой, Николай Цебриков, Михаил Малютин.
Меж тем времена переменились: прошли 1820-е, на исходе 30-е. Десять-пятнадцать лет — это очень много, особенно в медленные эпохи ссылок, мучений, напрасных ожиданий.
В 1826–1829 гг. николаевское правление только начиналось; Пушкин еще надеялся, сочиняя стихи о царе, который
Войны первых лет на Кавказе были популярны, даже у вчерашних декабристов — в защиту грузин, армян, греков от турок и персов…
Труды казались ненапрасными. Надежды на лучшее будущее, на близкие реформы, на скорую амнистию — и кавказских и сибирских товарищей еще не отцвели.
В конце же 1830-х надежд почти не оставалось. Стиль, курс николаевского, бенкендорфского правления выявился уже весьма отчетливо.
Тогда (в 1826–1829 гг.), можно сказать, «вся Россия» шла на Кавказ: сосланные в одних рядах с вольными, Бестужев с Пушкиным, Михаил Пущин с Денисом Давыдовым. Те, кто провел несколько лет в Грузии и Армении, у Тебриза и Арзрума, не выпадали из главного русла российской жизни. Скорее наоборот: в ту пору на Кавказе был один из центров духовной жизни страны…
Теперь же, близ 1840-го, история неожиданно устраивает здесь жесткий эксперимент, удивительнейшее столкновение российских времен и поколений.
10 октября 1837 г. один из семерых декабристов, переведенных из Сибири, M. М. Нарышкин сообщал жене Е. П. Нарышкиной, с которой впервые за много лет расстался: «Пишу из Ставрополя, куда мы кое-как дотащились по весьма грязной и затруднительной дороге […] Мы назначены в полки, которые расположены по сю сторону Кавказа, и потому уж не поедем в Тифлис, на который нам очень хотелось взглянуть хоть мимоходом и познакомиться с совершенно новою для нас страною. Михаил Александрович Назимов, Николай [Лорер] и Лихарев отправляются в полки, находящиеся теперь в Черномории, а я поступаю в отряд генерала Заса в Навагинский полк, которого штаб находится в 35 верстах от Ставрополя, а место моего пребывания, кажется, теперь будет в Прочном окопе в 60 верстах отсюда; климат здоровый, вода хорошая, — более еще ничего не знаю». На том же листе сбоку: «Михайло Александрович [Назимов] и Одоевский тебе дружно кланяются» [ЛБ, ф. 133, М. 5808. I].
